Версия для печати
Воскресенье, 25 Ноябрь 2018 11:14

Современное состояние социального сиротства в России: факторы и условия его формирования

Автор 
Оцените материал
(0 голосов)

УДК: 616-058.62+364
1Манерова О.А., 2Маркина А.Ю.
1ФГАОУ ВО Первый МГМУ им. И.М. Сеченова Минздрава России (Сеченовский университет), 11991 г. Москва, ул. Трубецкая д.8. стр.2
2ФГБОУ ВО «Южно-Уральский государственный медицинский университет» Минздрава России, 454092, г. Челябинск, ул.Воровского д. 64

 

Современное состояние социального сиротства в России: факторы и условия его формирования

 

Резюме. Актуальность проблемы. Сиротство, или потеря детьми родителей, возникло вместе с человеческим обществом и до сих пор остается спутником цивилизации, поскольку ее развитие с самого начала сопровождалось значительным числом военных и социальных конфликтов, природных катастроф, болезней и травматизма, приводящих к преждевременной гибели людей. Феномен социального сиротства – отказа живых родителей от заботы о своих детях – появляется позднее, вместе с формированием классового общества. Наиболее «новым» в этом ряду явлением стало раннее социальное сиротство, или отказ матери от своего ребенка в учреждениях родовспоможения. Такие дети получили сначала название больничных, а затем ранних социальных сирот. Камнем преткновения для решения сложной и неоднозначной проблемы раннего социального сиротства является то, что государство и общество берется за нее только постфактум, когда оставление ребенка в родильном доме
уже произошло.

Ключевые слова: социальное сиротство, девиантное материнство, девиантное родительство.

Контактное лицо:

Манерова Ольга Александровна
д.м.н., профессор кафедры общественного здоровья и здравоохранения с курсом экономики ФГАОУ ВО
Первый МГМУ им. И.М. Сеченова Минздрава России (Сеченовский университет),
11991 г. Москва, ул. Трубецкая д.8. стр.2.

1Manerova О.А., 2Markina А.Y.
1FSII HE I.M. Sechenov First Moscow State Medical University of the Ministry of Health of Russia (Sechenov university), building 2, 8 Trubetskaya str., Moscow, 11991.
2FSBEI HE «South Ural State Medical University» of the Ministry of Health of Russia, 64 Vorovskogo str., Chelyabinsk, 454092.

 

The current status of social orphanhood in russia: factors and conditions of its formation
Abstract. Background. Orphanhood, or, in other words, the loss of parents by children, has appeared together with the appearance of the human society and is still accompanying the civilization, because since the beginning its development has been accompanied with a significant number of military and social conflicts, natural disasters, diseases and injuries that lead to early death of people. The phenomenon of the social orphanhood, i.e., refusal of alive parents to care about their children, has appeared later together with the formation of the class society. 'The newest' in this range is the early social orphanhood, or when a mother refuses her child in obstetric institutions. Such children have been initially called 'hospital orphans' and then 'early social orphans'. The problem in resolving this complex and controversial issue of the early social orphanhood is the fact that the state and the society enter into resolving this problem only when the fact of leaving the child in an obstetric institution has taken place.

Key words: social orphanhood, deviant motherhood, deviant parenthood.

Contact person:

Manerova О.А.,
Doctor of Medicine, professor of the department of public health and healthcare, including the course of economics
FSII HE I.M. Sechenov First Moscow State Medical University of the Ministry of Health of Russia
(Sechenov university), building 2, 8 Trubetskaya str., Moscow, 11991.


Резюме. Актуальность проблемы. За последнее столетие в России наблюдалось три волны сиротства. Первые две были связаны с войнами – Гражданской и Великой Отечественной, поэтому главной причиной утраты родителей становилась их гибель. Третья, современная, отмеченная на рубеже ХХ–ХХI веков, имеет иное основание – нежелание биологических родителей заботиться о своем потомстве. Так, по состоянию на 31 декабря 2013 года в государственном банке данных было зафиксировано детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, 501 023 человека. Если говорить о раннем социальном сиротстве, то более чем в половине случаев (57,1%) от новорожденного отказывались матери-одиночки, однако затем каждая четвертая (14,6%) забирала своего ребенка.

В трети случаев (34,6%) младенцев оставляли семейные женщины, в 8,3% – женщины, сожительствующие с мужчинами [2].
Цель работы. Оценить состояние социального сиротства в России, а также факторы и условия его формирования.
Материал и методы. Стоит заметить, что официальный подсчет числа детей-отказников по форме 103-РИК появился лишь в новой, датируемой 2012 годом, редакции этого документа, а до того общероссийский учет данной категории сирот не проводился. За рубежом дети, оставшиеся без родительской опеки, считаются иначе: как одиночные или двойные сироты, т. е. лишившиеся или матери, или обоих родителей. В силу этой особенности сопоставление ситуации в России и других странах методологически затруднительно [3].
Результаты исследования. Первым термин «социальное сиротство» использовал глава Советского детского фонда А. А. Лиханов в ходе учредительной конференции, проводившейся в 1987 году в Москве. По его информации, из 400 тыс. детей, оставшихся без родительской опеки и проживавших к тому моменту в СССР, 95% имели живых родителей и были именно социальными сиротами. Спустя десять лет их численность в Российской Федерации составила 105 534 ребенка, а к 1999 году выросла до 113 913 [9]. Примечательно, что феномен социального сиротства не коррелирует со степенью традиционности общества. Так, в республиках Северного Кавказа, для которых характерен отнюдь не либеральный семейный уклад, среди детей, лишенных родительской опеки, социальными сиротами являются 93% [19]. В 2011 году общее количество детей-сирот и детей, не имеющих попечения родителей, в России было 654,4 тыс. человек. Среди них новорожденных, оставленных в медицинских организациях, – 5 378, или 0,3% от числа всех родившихся. В следующие два года – 2012 и 2013 – количество ранних социальных сирот увеличивалось: 5 687 (0,3%) и 6 230 (0,4%) соответственно. Снизился этот показатель лишь в 2014-
м – 4 983 (0,25%) [17]. Тенденцию к снижению отразили и цифры интернет-проекта «Усыновление в России», созданного Министерством образования и науки РФ.
В 2013 году число новорожденных, оставленных матерями в родильных домах, в целом по России составило 5 757 человек, а в 2015-м – 4 396 [4]. Для понимания причин раннего социального сиротства важным представляется четкое видение психологической обстановки в семье, где появился младенец. Рождение ребенка – новый и сложный этап в жизни супругов, до сих пор существовавших лишь в ипостасях мужа и жены, поскольку теперь им необходимо осваивать новые роли отца и матери, что не только меняет устоявшиеся отношения, но и требует перераспределения обязанностей, в том числе из-за растущей нагрузки. Исследователи вопроса подчеркивают необходимость осознанной адаптации к новому положению, так как ее
отсутствие чревато для семьи различными проблемами. В этой связи переход к родительству (transition to parenthood) в европейской психологии фигурирует как самостоятельный этап в жизни семьи [24]. Одним из наиболее сложных аспектов перехода к родительству является необходимость частично осваивать ролевую модель противоположного пола. Как правило, это сопровождается повышенным стрессом, проявлением агрессии, депрессивности, эмоциональным дискомфортом в отношениях пары. Важно и то, что процесс присвоения родительской позиции не происходит автоматически и сам факт рождения ребенка не является его залогом. Формирование системы личностных отношений к содержанию роли родителя и самому себе в этой роли требует от человека усилий [21]. Стоит отметить, что будущее ребенка в семье во многом определяется первыми месяцами после его рождения. Именно в этот период мать испытывает наибольшие физические и психические нагрузки, связанные с уходом за новорожденным, что чревато эмоциональным выгоранием и может отрицательно сказаться на формировании привязанности к младенцу. Принципиально важными в этой ситуации становятся не только адаптивные возможности женщины, но и способность мужчины оказывать супруге эмоциональную поддержку и помощь в домашних делах, его умение конструктивно решать конфликты [23].
Значение эмоционального состояния женщины для формирования материнского инстинкта подчеркивается и такой проблемой, как послеродовая депрессия. Исследованию связанных с ней групп риска уделено достаточно внимания в иностранных работах, анализирующих причины отказа от новорожденных. Так, возникновение эпизодов депрессии во время беременности увеличивает вероятность появления депрессии в послеродовой период [25]. Однако в этих работах недостаточно сведений о
том, почему женщины попадают в группы риска. Исследования об условиях освоения новой роли, в числе которых перераспределение обязанностей и помощь супруга, оказываются более информативными [26].
Наиболее сложной составляющей материнства является ограничение личной свободы. Такое мнение высказала треть (32,8%) из 73 женщин, обследованных В.А. Якуповой. Кроме того, как бремя респонденты воспринимали свою ответственность за ребенка (12,3%), тяжело переносилось и собственное недосыпание (10,9%) [21] .
Социальное сиротство, по мнению Т.В. Барминой, является одной из форм девиантного материнства, или отказа женщины от ребенка из-за нежелания принять на себя социальную роль матери. Феномен девиантного материнства имеет разнообразные формы, среди которых намеренная бездетность, аборт, оставление ребенка в родильном доме, умышленные преступления в отношении детей с риском для их здоровья или со смертельным исходом, суррогатное материнство, игнорирование материнских обязанностей вообще или в отношении конкретного ребенка при сохранении материнских чувств к остальным детям [4]. Природа девиантного материнства и его форм, в том числе раннего социального сиротства, достаточно давно является объектом исследования для социологов и психологов.

Так, с точки зрения приверженцев теории социализации, отказ от новорожденного – это результат неудовлетворительной социализации самой матери [10]. H. Blumer рассматривает намерение матери относительно новорожденного сквозь призму теории рационального выбора. Предполагается, что при решении дилеммы отказаться от младенца или взять его на воспитание женщина «калькулирует» выгоды и потери обоих вариантов, и ребенок ею в данной ситуации оценивается лишь как средство достижения или недостижения чего-либо. Сходным образом – «как упрощение пути» – интерпретируется отказ матери от новорожденного и последователями синергетического подхода.
На их взгляд, рождение младенца может восприниматься женщиной как нечто мешающее адаптации к сложным социальным условиям и препятствующее достижению каких-либо целей [13]. Гендерная теория рассматривает девиантное материнство как результат изменения представлений общества о семье, ее ценности и функциях. Ревизия и либерализация характерных для традиционной культуры взглядов на роль мужчины и женщины, отца и матери не только влияют на степень значимости материнства в жизни женщины, но и стирают различия между традиционно мужскими и женскими качествами, жизненными целями и стратегиями вплоть до осознанного отказа от материнства и заботы о детях [14].
Отказ от новорожденного как форма девиантного материнства, по мнению М.А. Беляевой, является частью более широкого понятия – девиантного родительства, определяемого как «биологическое родительство, не подкрепленное социальными обязанностями, связанными с родительской ролью», причем эти обязанности оцениваются человеком как «тягостные, угрожающие жизни и благополучию», в результате, рождение ребенка – это «лишь случайное событие, обусловленное низкой
репродуктивной культурой индивида (семьи)». Будучи присущим не только женщинам, девиантное родительство в мужском варианте выглядит как отказ отца от воспитания и содержания ребенка, зачастую сопровождаемый давлением на женщину с помощью ультиматумов «либо я, либо ребенок». Обращает на себя внимание, что в нынешнем российском обществе мужское девиантное родительство широко распространено и встречается чаще, чем женское [5].
Поскольку содержание материнских установок трансформируется под влиянием времени и культуры, границы «нормального» материнства в известной степени размыты. Однако смешения с материнством девиантным не происходит, потому что у последнего есть свой и достаточно специфический набор событий и фактов, присутствующих в анамнезе женщины. В этом перечне, согласно К. Ю. Матренчевой и Н. В. Буравцовой, неразрешенные детские и подростковые конфликты, эмоциональная зависимость от собственной матери, которая обычно характеризуется как агрессивная, директивная и холодная, о беременности дочери либо не знающая, либо относящаяся негативно. Сюда же можно отнести наличие в семейной истории факта отказа от ребенка, а также зачастую отсутствие у будущей матери супруга. Кроме того, авторы указывают и психологические особенности женщин, предрасположенных к девиантному материнству, – это концентрация на собственных проблемах и эгоцентризм, стремление к независимости, эмоциональная неустойчивость и несдержанность аффектов, повышенная чувствительность к стрессу, переживание чувства несправедливости и дефицита любви. Важно и то, что ребенок такой женщиной
воспринимается как источник тревоги и страха [12].
Особым случаем является феномен вторичного сиротства, охарактеризованный Е. В. Мартыновой и К. И. Чудаковой. Его суть в том, что от своих детей отказываются бывшие детдомовцы, из-за отсутствия опыта проживания в полноценной семье не знающие, как ее создать, либо с помощью ребенка компенсирующие свои психологические травмы [11].
Еще один особый случай – беременность, наступившая в результате сексуального насилия. Эти обстоятельства появления на свет сопровождают каждого десятого новорожденного, оставленного своей матерью. Насыщенная с самого начала негативными эмоциями, такая беременность воспринимается женщиной как угроза всем жизненным планам и потому нежеланная. Ее сохранение практически всегда вынужденно. Примечательно, что среди сложных переживаний женщины исследователи часто указывают на наличие чувства враждебности к своему окружению [15, 12]. Влияние ближнего окружения на принятие женщиной решения о судьбе ребенка отмечают Е.Р. Ярская-Смирнова с соавторами. По мнению ученых, идея отказа от новорожденного не всегда принадлежит его матери, зачастую инициаторами выступают родственники. Их прямое или косвенное воздействие, как и вообще давление социального окружения, относятся к группе субъективных факторов отказничества. К ним же авторы причисляют неготовность женщины выполнять родительские обязанности и ее девиантное поведение. В свою очередь к объективным факторам раннего социального сиротства они относят отягощенный соматическими или психическими заболеваниями анамнез женщины, неблагополучное протекание беременности и инвалидность ребенка, особенно в случае проблем с доступностью необходимой педиатрической помощи [22].
При этом стоит заметить, что за последние 10–15 лет от детей с отклонениями в развитии отказывались реже, чем от здоровых. Но здоровых младенцев оставляли в родильных домах женщины, в основном, социально неблагополучные, а также имеющие зависимости от алкоголя, наркотиков и т. п. В этой связи М.С. Дубровина, И.Л. Кром и М. В. Чижова указывают на то, что сложные материальные и бытовые условия на сегодняшний день являются основной и наиболее распространенной причиной отказничества. Тяжелое заболевание ребенка находится в этом ряду на втором месте [8]. Примечательно, что у населения развивающихся стран и коренных жителей бывших европейских колоний в качестве основных фигурируют аналогичные причины [28].
Достаточно типичный портрет женщины, склонной к оставлению своего ребенка, создали Т.В. Голомолзина и С.В. Волкова на основе анализа социально-гигиенических характеристик матерей-отказниц, проживающих в странах СНГ. Возраст такой женщины преимущественно до 25 лет, она не замужем, возможно есть другие дети, уровень образования не выше среднего, занята на временной работе, имеет низкий доход и не имеет отдельной жилплощади, лишена поддержки близких (родителей, отца ребенка), беременность воспринимает как нежеланную. Кроме того, для сексуального поведения такой женщины характерно раннее начало половой жизни, незнание или неиспользование средств контрацепции, наличие абортов, сохранение беременности лишь в случае ее позднего обнаружения и поздний же срок постановки на медицинский учет либо вовсе отказ от него, игнорирование рекомендаций медицинских работников, пренебрежительное отношение к здоровью своему и своего ребенка [6].

Наличие ВИЧ-инфекции у будущей матери, казалось бы, является главной причиной отказа от ребенка. Однако цифры говорят о другом: среди зараженных ВИЧ россиянок новорожденного оставила в роддоме лишь каждая пятая (20%), среди украинок – каждая восьмая (12%). О том, что наличие инфекции не основная причина, свидетельствует исследование случаев отказничества у женщин, зараженных ВИЧ. В списке факторов с большей значимостью – нежелательность беременности, отсутствие поддержки родственников, наличие наркотической или алкогольной зависимости, неопределенное и неустойчивое социально-экономическое положение [27].
Стоит отметить, что не все ученые относят материальное неблагополучие к главным причинам раннего социального сиротства. Так, О.М. Филькина с соавторами, распределяя по значимости факторы риска отказничества, на первые позиции ставит состояние здоровья у матери и ребенка, затем следуют психологические проблемы роженицы, а вот совокупность трудностей, названная «семейное неблагополучие» и включающая бедность, жилищные проблемы, многодетность и т. п., находится в
конце этого рейтинга [18]. Отчасти сходным образом выглядят результаты исследования, проведенного в 2013 году Благотворительным фондом профилактики социального сиротства. В качестве мотивов отказа от новорожденного в 18% женщины назвали потрясения, пережитые во время беременности, а также патологию у младенца. Почти в половине случаев (45%) причиной стали семейные разногласия из-за ненужности ребенка и ссоры вплоть до разрыва отношений. В 15% – материальные затруднения [3].
Однако у сторонников концепции первичности для раннего социального сиротства материальных обстоятельств есть свои аргументы. По мнению К.И. Самохиной, несмотря на то, что психологические трудности матери являются «важной составляющей отказа от новорожденного», экономические проблемы имеют большее значение [16]. Так, А.П. Денисов с соавторами отмечает, что почти в половине случаев (44%) постоянная бедность провоцирует у женщины агрессию по отношению к собственным детям [7]. По информации Л.С. Алексеевой, для женщин-мигранток экономический фактор является ключевым и более значимым, чем для кого бы то ни было. Не имея социальных гарантий, жилья и стабильного заработка, многие из них уверены, что оставить младенца в родильном доме будет наилучшим для ребенка вариантом [1]. Н.А. Шебалина не видит смысла выделять в качестве ключевого какой-то один мотив отказничества. По ее мнению, в основе решения женщины оставить ребенка всегда лежит целый комплекс социально-психологических причин и внешних факторов [20].

Выводы. Подытоживая сказанное, стоит отметить, что у исследователей нет единого мнения относительно характера причин, порождающих социальное сиротство. Приверженцы разных теорий могут указывать в качестве ведущих факторов отказничества и психологические особенности женщины, и социальные характеристики, и материальные обстоятельства. Однако обращает на себя внимание то, что данные, полученные в ходе опроса самих женщин-отказниц, на первое место выводят экономический мотив, а результаты тестирования, анализа семейного анамнеза и медицинской документации свидетельствуют о приоритете психологических причин и факторов, связанных с состоянием здоровья матери и ребенка. В результате на
фоне отсутствия единого подхода к путям решения проблемы социального сиротства наименее изученным и профилактируемым является её медицинский аспект.

 

Литература
1. Алексеева Л.С. Модель профилактики социального сиротства в современной России / Алексеева Л.С. //Отечественный журнал социальной работы. – 2012. – №2. – С. 17-38.
2. Астахов П. А. Защита прав и свобод детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, – приоритетная задача государства: доклад Уполномоченного при Президенте Российской Федерации по правам ребенка на Всероссийском съезде руководителей организаций для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей (Москва, 12.11.2013 г.) [Электронный ресурс] / Астахов П.А. – Режим доступа: http://www.rfde-ti.ru/files/12.11.2013.pdf (03.06.2015).
3. Балеева К.И. Причины отказа от новорожденных в современной России / Балеева К.И. // Гуманитарные и социальные науки. – 2015. – № 5. – С. 229-237.
4. Бармина Т.В. Роль исследования отказа от материнства в решении проблем социального сиротства/ Бармина Т.В., Толкачева Е.В. // Власть и управление на Востоке России. – 2016. – № 4. – С. 122-127.
5. Беляева М.А. Девиантное родительство в контексте репродуктивной культуры современной семьи/ Беляева М.А. // Социология и жизнь. – 2012. – № 3. – С. 207-212.
6. Голомолзина Т.В. Исследование причин отказа от ребенка 0-3 лет в Карагандинской области/ Голомолзина Т.В., Волкова С.В. // Детский фонд ООН ЮНИСЕФ в Республике Казахстан. Общественное объединение «Центр «СемьЯ». – Караганда, 2011. – 196 с.
7. Денисов А.П. Медико-социальная характеристика матерей отказных детей / Денисов А.П., Кун О.А., Денисова О.А. и др. // Омский научный вестник. – 2015. – №11. – С. 62-64.
8. Дубровина М.С. Современные основания феномена социального сиротства в России / Дубровина М.С., Кром И.Л., Чижова М.В. // Бюллетень медицинских Интернет-конференций. – 2016. – Т. 6. – №1. – С. 69-70.
9. Еремина Ю.С. Социальный аспект изучения проблемы социального сиротства / Еремина Ю.С. // Материалы 10-й Международной дистанционной научной конференции «Современная наука: актуальные проблемы и пути их решения» (Российская Федерация, г. Липецк, 17-18 июля 2014 г.). – 2014. – 152 с. – С. 134-138.
10. Козлова Т.З. Мотивация приёма детей-сирот в замещающую (опекунскую) семью / Козлова Т.З. // Социологический журнал. – 2012. –№ 2. – С. 115-116.
11. Мартынова, Е.В. Профилактика социального сиротства / Мартынова Е.В., Чудакова К.И. // Апробация. – 2016. – № 1 (40). – С. 137-140
12. Матренчева К.Ю. Девиантное материнство: причины возникновения / Матренчева К.Ю., Буравцова Н.В. // Смальта. – 2016. – № 4. – С. 40-43.
13. Николаева В.Г. Интеракционализм в американской социологии и социальной психологии первой половины ХХ века / Николаева В.Г. – М.: ИНИОН РАН, 2010. – 322 с.
14. Осипова И.И. Гендерные аспекты социального сиротства/Осипова И.И. // Женщина в российском обществе. – 2008. – № 4. – С. 86-91.
15. Рахыпбеков Т.К. Социально-демографическая характеристика женщин, отказавшихся от своего ребенка, причины отказа / Рахыпбеков Т.К., Елисинова Н.М., Семенова Ю.М. и др. // Наука и здравоохранение. – 2014. – № 1. – С. 4-7.

16. Самохина К.И. Проблема отказа от новорожденного в отечественной и зарубежной науке: теоретико-методологический анализ (Подходы) / Самохина К.И.// Женщина в российском обществе. – 2016. – № 2 (79). – С. 22-33.
17. Тарченко В.С. Отказ от новорожденного как форма девиантного материнского поведения / Тарченко В.С. // Власть. – 2017. – № 1. – С. 98-101.
18. Филькина О.М. Социальный портрет матерей, отказавшихся от воспитания ребенка / Филькина О.М., Кочерова О.Ю., Воробьева Е.А. и др. // Вопросы психического здоровья детей и подростков. – 2007. – Т. 7. − № 2. – С. 111-112.
19. Хубиев Б.Б. Теоретические проблемы семьеведения / Хубиев Б.Б., Кильберг-Шахзадова Н.В., Кушхова А.Ф. – Нальчик, 2014. – 123 с.
20. Шебалина Н.А. Основные предпосылки социального сиротства новорожденных детей в современной России / Шебалина Н.А. // Социология в современном мире: наука, образование, творчество. – 2013. – № 5. – С. 348-351.
21. Якупова В.А. Психологические условия успешного освоения материнской роли / Якупова В.А. // Консультативная психология и психотерапия. – 2017. – Т. 25. − № 1. – С. 59-71.
22. Ярская-Смирнова Е.Р. Брошенные дети: проблемы профилактики раннего социального сиротства / Ярская-Смирнова Е.Р., Тепер Г.А., Грек Н.В. // Женщина в российском обществе. – 2008. – № 3. – С. 31-48.
23. Daley-McCoy C. Enhancing relationship functioning during the transition to parenthood: a cluster-randomised controlled trial / Daley-McCoy C., Rogers M., Slade P. // Arch Womens Ment Health. – 2015. – Vol. 18. – P. 681-692.
24. Doss B.D. The transition to parenthood: impact on couples’ romantic relationships / Doss B.D., Rhoades G.K. // Current Opinion in Psychology. – 2017. – Vol. 13. – P. 25-28.
25. McMahon C.A. Older maternal age and major depressive episodes in the first two years after birth: Findings from the Parental Age and Transition to Parenthood Australia (PATPA) Study / McMahon C.A., Boivin J., Gibson F.L. et al. // Journal of Affective Disorders. – 2015. – Vol. 175. – Р. 454-462.
26. Schoppe-Sullivan S.J. Supportive Coparenting Relationships as a Haven of Psychological Safety at the Transition to Parenthood / Schoppe-Sullivan S.J., Settle T., Lee J-K. et al. // Research in Human Development. – 2016. – Vol. 13. – № 1. – Р. 32-48.
27. Zabina H. Abandonment of infants by HIV-positive women in Russia and prevention measures / Zabina H., Kissin D., Pervysheva E. et al. // Reprod Health Matters. – 2009. – № 17. – Р. 162-70.
28. Zubrick S.R. Maternal death and the onward psychosocial circumstances of Australian Aboriginal children and young people / Zubrick S.R., Mitrou F., Lawrence D. et al. // Psychological Medicine. – 2011. – Vol. 41. – Р. 1971- 1980.

Прочитано 956 раз
Super User

Последнее от Super User