А.Ф.СУБХАНКУЛОВА
(кафедра акушерства и гинекологии им. проф.В.С.Груздева ФБГОУ ВО Казанский ГМУ)
С.Ф.СУБХАНКУЛОВА
(кафедра терапии, гериатрии и семейной медицины КГМА – филиал ФГБОУ ДПО РМАНПО Минздрава России)

В России ежегодно регистрируют 26–36 млн случаев цистита. В течение жизни острый цистит переносят 20–25% женщин, у каждой третьей из них в течение года возникает рецидив заболевания, а у 10% оно переходит в хроническую рецидивирующую форму. Цистит чаще всего развивается в возрасте 25–30 лет, а также у женщин в постменопаузальном периоде. Инфекции мочевыводящих путей у женщин детородного возраста встречаются гораздо чаще, чем у мужчин того же возраста, вследствие анатомо-физиологических особенностей женского организма. Мочеиспускательный канал у женщин короткий, широкий и расположен близко к заднепроходному отверстию, что часто приводит к контаминации наружных половых
путей. Не случайно, самый распространенный возбудитель инфекции мочевыводящих путей - кишечная палочка (Escherichia coli), реже встречается Staphylococcus saprophyticus, а также Proteus mirabilis и Klebsiella spp.

Цистит (МКБ 10: N30) — это инфекционно-воспалительный процесс в стенке мочевого пузыря, локализующийся преимущественно в слизистой оболочке. Согласно Клиническим рекомендациям Российского общества урологов (2016г) принята следующая классификация цистита: По этиологии выделяют инфекционный (бактериальный); неинфекционный (лекарственный, лучевой, токсический, химический, аллергический и др.).
По течению цистит делят на острый и хронический (рецидивирующий), который подразделяют на фазу обострения и фазу ремиссии. Выделяют также первичный (неосложнённый) цистит (самостоятельное заболевание, возникающее на фоне условно-нормального пассажа мочи у женщин 18–45 лет без сопутствующих заболеваний) и вторичный (осложнённый) у всех остальных, т.е. возникающий на фоне нарушения уродинамики как осложнение другого заболевания: туберкулёз, камень, опухоль мочевого пузыря, когда повышен риск отсутствия эффекта от эмпирически назначенной антибактериальной терапии.

Факторы риска развития цистита:
• Частые переохлаждения организма
• Хроническое переутомление, гиповитаминозы
• Анатомические аномалии
• Несоблюдение норм личной гигиены
• Беспорядочная половая жизнь
• Вторичный иммунодефицит
• Оперативное вмешательство (в том числе катетеризация мочевого пузыря)
• Гормональные нарушения
• Гиподинамия и др.

Персистированию бактерий в стенке мочевого пузыря способствуют факторы вирулентности микроорганизмов. Вирулентность уропатогенных штаммов E.coli и других микробов семейства Enterobacteriaceae определяется их способностью к адгезии к уротелию с помощью:
- ворсинок 1типа (pili)
- ворсинок (pap)
- S ворсинок (sfa)
- афимбриального адгезина 1 (afa1)
- антигенов полисахаридной капсулы микроба.
Факторы, препятствующие развитию инфекции нижних мочевыводящих путей:
- механический вымывающий эффект мочи (антеградный ток мочи);
- наличие мукополисахаридного
слоя на слизистой оболочек мочевого пузыря;
- низкий рН мочи и высокая осмолярность;
- наличие IgA в моче препятствующего бактериальной адгезии

Клиническая картина цистита:

Частые и болезненные мочеиспускания

Рези (жжение) при мочеиспускании

Частые позывы к мочеиспусканию

Боли и дискомфорт внизу живота

Мутный вид мочи (за счет лейкоцитурии и гематурии)

Высокая температура и выраженная интоксикация – при тяжелом течении цистита

Осложнения:
• Инфекционный процесс может распространиться вверх по мочеточникам к почкам, провоцируя острый пиелонефрит и его осложнения.
Диагностика
• Анамнез
• Пальпация мочевого пузыря
• ОАМ, ОАК, определение глюкозы в крови
• Анализы мочи по Нечипоренко и Зимницкому
• Бактериологическое исследование мочи (проводится при осложнённом или рецидивирующем цистите)
• УЗИ почек и мочевого пузыря, органов малого таза
• Цистоскопия и биопсия мочевого пузыря (по показаниям)
Лечение при цистите направлено на:
• клиническое и микробиологическое выздоровление;
• профилактику рецидивов;
• профилактику и лечение осложнений;
• улучшение качества жизни больного.
Показания к госпитализации:
• макрогематурия;
• тяжёлое состояние пациентки, особенно с декомпенсированным сахарным диабетом, иммунодефицитом любой этиологии, выраженной недостаточностью кровообращения

• осложнённый цистит; неэффективность лечения и невозможность проведения адекватной антибактериальной терапии в амбулаторных условиях.
Лечение цистита требует комплексного подхода и должно быть направлено на увеличение пассажа мочи, ликвидацию её застоя, интенсивное выведение микробов и их токсинов, санация мочевых путей. Его следует начинать с рекомендаций по соблюдению режима труда, отдыха, питьевого режима и гигиенических мероприятий. Из рациона следует исключить блюда и напитки, раздражающие мочевыводящие пути (острые соусы, алкоголь, соленья, приправы, консервы, наваристые бульоны). Рекомендуется преимущественно молочно – растительная диета, богатая витаминами. Достаточный питьевой режим (при отсутствии отеков и артериальной гипертонии – около 2000 - 2500 мл).
Показана низкоминерализованная вода, клюквенный морс. Медикаментозное лечение: Успешное лечение цистита подразумевает адекватную антибиотикотерапию. Препаратом выбора для лечения неосложненного цистита у женщин является фосфомицина трометамол (Овеа), назначаемый перорально в дозе 3 г однократно. Препарат широкого спектра действия, активен в отношении большинства грамотрицательных бактерий: Escherichia coli, Proteus mirabilis, Klebsiella pneumoniae,
Pseudomonas aeruginosa; грамположительных бактерий: Staphylococcus spp. (в т.ч. Staphylococcus aureus, Staphylococcus epidermidis), Streptococcus spp. (в т.ч. Enterococcus faecalis). Быстро проникает и хорошо распределяется в тканях. 90% выделяется почками с созданием высоких концентраций в моче.
Оценка эффективности лечения:
• исчезновение клинических проявлений
• нормализация анализов мочи
Нами изучена клиническая эффективность и безопасность применения препарата Овеа (фосфомицина трометамол) в терапии неосложненного цистита у женщин в постменопаузальном периоде в условиях женской консультации.

Материалы и методы: под наблюдением находилось 32 пациентки с неосложненным циститом в возрасте 48-60 лет (средний возраст составил 54,5±1,3 лет). Из исследования исключены пациентки с тяжелой сопутствующей патологией – сахарный диабет, СКВ и др. У большинства пациенток (23 женщины – 72%) в анамнезе был острый цистит, который в постменопаузальном периоде принял хроническое течение. Диагноз подтверждался ОАМ (выраженная лейкоцитурия, бактериурия), характерной клинической картиной. Пациенткам назначен препарат Овеа (фосфомицина трометамол) в дозе 3 г однократно. Согласно инструкции по применению гранулы растворяли в 1/2 стакана воды (50-75 мл), принимали 1 раз в сутки перед сном, предварительно опорожнив мочевой пузырь. Контроль лечения осуществлялся через 7 дней (общий анализ мочи).

Результаты: лечение у всех 32 пациенток было эффективным, на второй день после применения препарата отмечено значительное улучшение самочувствия (купирование дизурических проявлений). При контрольном исследовании общий анализ мочи в норме. Препарат Овеа переносился хорошо, его применение практически не сопровождалось побочными явлениями, что подтверждает высокую безопасность применения препарата. Лишь у двух пациенток отмечалось возникновение диареи и
эпигастральной боли. Однако эти симптомы быстро исчезли без применения каких-либо дополнительных лекарственных препаратов. Вывод: применение препарата Овеа (фосфомицина трометамол) для лечения неосложненного цистита у женщин в постменопаузе продемонстрировало высокую эффективность и безопасность терапии, однократный прием обеспечивает хорошую приверженность к лечению.

Литература:
1. Лоран О.Б., Синякова Л.А., Косова И.В. Рецидивирующие инфекции мочевых путей. Алгоритм диагностики и лечения. — М.: МИА, 2008. — 29 с.
2. Пушкарь Д.Ю., Зайцев А.В., Касян Г.Р., Цыбуля О.А.
3. Обзор препаратов для лечения неосложненного цистита у женщин. – Мед.Совет - 2010, № 14 – С. 60-67.
4. Клинические рекомендации «Цистит» Российского общества урологов, 2016 г.
5. Поселюгина О.Б.Современные представления об инфекции почек и мочевыводящих путей. Принципы антибактериальной терапии - Лечащий врач,- 2016 - № 9 - С. 21-28.
6. Перепанова Т. С., Козлов Р. С., Руднов В. А. Синяква Л. А. Антимикробная терапия и профилактика инфекций почек, мочевыводящих путей и мужских половых органов. Федеральные клинические рекомендации. М., 2015. 72 с.
7. Guidelines on urological, EUA, 2015, 88 s.
8. Нефрология: учебное пособие для послевузовского образования / Под ред. Е. М. Шилова. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2007. 688 с.
9. Лопаткин Н. А., Перепанова Т. С. Рациональная фармакотерапия в урологии: Compendium. М.: Литтера, 2015. 448 с.
10. Гинекология. Национальное руководство. Под ред. Г.М.Савельевой с соавт. ГЭОТАР – Медиа.- 2013.- С. 771-777.

Представлен случай симпатической денервации почки для лечения полиморфных желудочковых экстрасистол: расширяя горизонты

as reported in: Kiuchi MG, Vitorio FP, da Silva GR, Paz LM, Souto GL. Medicine (Baltimore). 2015
Dec:94(50):e2287. doi: 10.1097/MD.0000000000002287. http://dgcases.docguide.com/case-report-renal-sympathetic-denervation-treatment-polymorphic-ventricular-premature-complexes?overlay=2&nl_ref=newsletter&pk_campaign=newsletter

Желудочковые экстрасистолы (ЖЭ) очень часто выявляются у пациентов с артериальной гипертензией, ожирением, ночным апноэ во сне и сердечными заболеваниями.

Симпатическая гиперактивность играет важную роль в развитии, поддержании и появлении ЖЭ. Недавно, Armaganijan с соавт. сделали сообщение относительно симпатической активности у пациентов с желудочковыми аритмиями, и предположили потенциальную роль в уменьшении их возникновения и течении после катетерной симпатической денервации. В этой работе мы описываем 32 летнего пациента, мужчину, гипертоника страдающего частыми полиморфными ЖЭ, выявленными при 24 часовом Холтеровском мониторировании ЭКГ (ХолтерЭКГ). Годом ранее, пациент имел эпизоды пресинкопе, синкопе и тахикардии. В связи с этим ему назначили losartan 100  мг/сут, который контролировал артериальное давление (АД) и sotalol 160 
мг два раза в сутки. Также ему был назначен Bisoprolol 10  мг/сут, который оказался не эффективным в появлении эпизодов синкопе. ХолтерЭКГ, проведенный после
начала приема sotalol 160  мг два раза в день, показало следующие результаты: частота сердечных сокращений (чсс) располагалась между 48 (минимальное)-78 (среднее)-119 (максимальное) ударов в минуту; количество полиморфных ЖЭ - 14,286; эпизоды неустойчивой желудочковой тахикардии – 3 (самое большое - 4 при чсс 197 уд/мин); изолированные предсердные экстраситолы - 14. МРТ сердца с гадолиниумом, осуществленная в покое, и во время фармакологического теста с dipyridamole
выявило увеличение объема левого предсердия, сохранную сократительную функцию желудочков, отсутствие перенесенного инфаркта миокарда и наличие очагов ишемии.
Пациент подвергся билатеральной ренальной симпатической денервации. После данной процедуры ему был назначен только losartan 25  мг/сут. Через 3 месяца после ренальной симпатической денервации, среднее АД снизилось до 132/86  мм рт.ст., среднее систолическое/ диастолической АД при амбулаторном суточном мониторировани АД (СМАД) снизилось до 128/83 мм рт.ст. По ХолтерЭКГ: чсс - между 51 (минимум)-67 (среднее)-108 (максимум) уд/мин, полиморфных ЖЭ - 854, эпизодов
желудочковой тахикардии не было.

Ключевые слова: желудочковые экстрасистолы, полиморфные, лечение, ренальная симпатическая денервация

A Case Report of Renal Sympathetic Denervation for the Treatment of Polymorphic Ventricular Premature Complexes: Expanding Horizons

Premature ventricular complexes are very common, appearing most frequently in patients with hypertension, obesity, sleep apnea, and structural heart disease. Sympathetic hyperactivity plays a critical role in the development, maintenance, and aggravation of ventricular arrhythmias. Recently, Armaganijan et al reported the relevance of sympathetic activation in patients with ventricular arrhythmias and suggested a potential role for catheter-based renal sympathetic denervation in reducing the arrhythmic burden.

In this report, we describe a 32-year-old hypertensive male patient presenting with a high incidence of polymorphic premature ventricular complexes on a 24  hour Holter monitor. Beginning 1 year prior, the patient experienced episodes of presyncope, syncope, and tachycardia palpitations. The patient was taking losartan 100  mg/day, which kept his blood pressure (BP) under control, and sotalol 160  mg twice daily. Bisoprolol 10  mg/day was used previously but was not successful for controlling the episodes. The 24  hour Holter performed after the onset of sotalol 160  mg twice daily showed a heart rate ranging between 48 (minimum)-78 (average)-119 (maximum) bpm; 14,286 polymorphic premature ventricular complexes; 3 episodes of nonsustained ventricular tachycardia, the largest composed of 4 beats at a rate of 197 bpm; and 14 isolated atrial ectopic beats. Cardiac magnetic resonance imaging with gadolinium perfusion performed at rest and under pharmacological stress with dipyridamole showed increased left atrial internal volume, preserved systolic global biventricular function, and an absence of infarcted or ischemic areas. The patient underwent bilateral renal sympathetic denervation. The only drug used postprocedure was losartan 25  mg/day. Three months after the patient underwent renal sympathetic denervation, the mean BP value dropped to 132/86  mmHg, the mean systolic/diastolic 24  hour ambulatory BP measurement was reduced to 128/83  mmHg, and the 24  hour Holter monitor showed a heart rate ranging between 51 (minimum)-67 (average)-108 (maximum) bpm, 854 polymorphic premature ventricular complexes, and no episodes of nonsustained ventricular tachycardia.

Key words: рremature ventricular complexes, polymorphic, treatment, renal sympathetic denervation

Перевод: доцента кафедры госпитальной и поликлинической терапии КГМА – филиала ФГБОУ ДПО РМАНПО Минздрава России, к.м.н. Сайфутдинова Р.Р.

У крупных женщин есть почти 3-кратный больший риск развития мерцательной аритмии

SOURCE: European Society of Cardiology
http://dgnews.docguide.com/big-women-have-nearly-3-fold-greater-risk-atrial-fibrillation?overlay=2&nl_ref=newsletter&pk_campaign=newsletter

MALAGA, Spain -- April 10, 2017 -- Согласно исследованию, представленному сегодня в EuroPrevent 2017, у крупных женщин есть почти трехкратный больший риск развития мерцательной аритмии (МА), чем у маленьких женщин.
«Ранее мы показали, что у мужчин, имеющих в 20 лет большой размер тела и избыточный вес, к середине жизни, увеличивается риск развития МА», сказала Annika Rosengren (MD, Sahlgrenska Academy, University of Gothenburg, Gothenburg, Sweden). «В данной работе мы исследовали влияние размер тела на риск развития МА у женщин».
Исследование включало 1522358 женщин с первой беременностью, средний возраст которых составил 28 лет. Данные о вес в начале беременности, росте, возрасте, курении, сопутствующем сахарном диабете или гипертонии получены из Swedish Medical Birth Registry. Информация о госпитализации с МА была взята из Swedish Inpatient Registry. Площадь поверхности тела (ППТ) в м2 высчитывалась по стандартной формуле на основе веса и роста. Женщины были разделены на 4 группы согласно ППТ: 0.97-1.61; 1.61-1.71; 1.71-1.82 и 1.82-3.02 м2. В течение максимум 33.6 лет (в среднем 16 лет), 7001 женщин были госпитализированы с МА (средний возраст составил 49 лет). После поправки на возраст в первой беременности, наличии диабета, гипертонии и курения, по сравнению с женщинами в самом низком квартиле ППТ: во вторых, третьих, и четвертых (самых высоких) квартилях, был повышенный риск развития МА в 1.16, 1.55, и 2.61 раз, соответственно. Мы обнаружили, что крупные женщины имели самый высокий развития МА, сказала доктор Rosengren. «Отмечалось пошаговое возвышение риска с увеличением их роста тела. Группа с самой большой ППТ имела риск развития МА в три раза выше, чем с самой маленькой ППТ».
На ППТ влияли как рост, так вес тела. По сравнению с женщинами с самой маленькой ППТ, те, с самой большой ППТ, были на 9 см выше (161 vs 170 см), на 28 кг тяжелее (54 vs 82 кг) и, имели большой ИМТ (21 vs 28 кг/м2).
«Мерцательная аритмия – это результат метаболических изменений, связанных с ожирением. Но, есть и вторая причина», сказала доктор Rosengren. «У крупных людей - не обязательно много жира, но имеется большое предсердие, из-за чего возникает МА». Люди с самым большим предсердием имеют самый высокий риск развития МА».

«Обычно лучше быть высоким потому, что у Вас есть меньше риск развития инсульта и сердечного приступа и, больше шансов выжить», добавила она. «Более высокие люди, часто лучше образованы, имеют более высокий социально-экономический статус и, возможно, получали лучшую пищу в утробе матери, и молодом возрасте. Но, в данном случае, высоким быть менее желательно, т.к. это изменяет структуру сердца так, что может способствовать развитию МА».
Доктор Rosengren указала, что у этих молодых женщин, независимо от веса, роста, или ППТ, абсолютный риск развития МА был очень низкий (< 0.5%). «В общем, молодые женщины не должны волноваться о риске развития МА, из-за их размера тела», сказала она. Для пожилых женщин и мужчин, большой рост вроде служит индикатором, повышенного риск МА. В клинике выявляется много крупных людей с МА. Если Вы очень высокий, я думаю, что вам надо стараться не накапливать лишний вес. Это относится как к мужчинам, так и к женщинам».

Ключевые слова: люди, крупные, риск, мерцательная аритмия, площадь поверхности тела

MALAGA, Spain -- April 10, 2017 -- Big women have a nearly threefold greater risk of atrial fibrillation than small women, according to research presented today at EuroPrevent 2017. “Our research has previously shown that a large body size at age 20, and weight gain from age 20 to midlife, both independently increase the risk of atrial fibrillation in men,” said Annika Rosengren, MD, Sahlgrenska Academy, University of Gothenburg, Gothenburg, Sweden. “In this study we investigated the impact of body size on atrial fibrillation risk in women.”
The study included 1,522,358 women with a first pregnancy aged 28 years on average. Data on weight early in pregnancy, height, age, diabetes, hypertension, and smoking were obtained from the Swedish Medical Birth Registry. Information on hospitalisation with atrial fibrillation was collected from the Swedish Inpatient Registry. Body surface area (BSA) in m2 was calculated by a standard formula based on weight and height. Women were divided into 4 groups according to BSA: 0.97-1.61, 1.61- 1.71, 1.71-1.82, and 1.82-3.02 m2. During a maximum follow up of 33.6 years (mean, 16 years), 7,001 women were hospitalised with atrial fibrillation at an average age of 49 years. Compared with women in the lowest BSA quartile, those in the second, third, and fourth (highest) quartiles had a 1.16, 1.55, and 2.61 times increased risk of atrial fibrillation, respectively, after adjustment for age at first pregnancy, diabetes, hypertension, and smoking.
“We found that bigger women have a greater risk of atrial fibrillation,” said Dr. Rosengren. “There was a stepwise elevation in risk with increasing body size. The group with the highest body surface area had nearly three times the risk as those with the lowest body surface area.” BSA is influenced by both height and weight. Compared with women with the lowest BSA, those with the highest BSA were 9 cm taller (161 vs 170 cm), 28 kg heavier (54 vs 82 kg), and had a higher body mass index (21 vs 28 kg/m2).
“Atrial fibrillation is the result of obesity-related metabolic changes but there is also a second cause,” said Dr. Rosengren. “Big people -- not necessarily fat, but big -- have a larger atrium, which is where atrial fibrillation comes from. People with a bigger atrium have a higher risk of atrial fibrillation.”

“Generally it’s better to be tall because you have less risk of stroke and heart attack, and better survival,” she added. “Taller people are often are better educated, have higher socioeconomic status, and may have received better nutrition at a young age and in the womb. But in this case being tall is less desirable because it alters the structure of the heart in a way that may be conducive to atrial fibrillation.” Dr. Rosengren pointed out that the absolute risk of atrial fibrillation in these young women, regardless of weight,
height or BSA was very low (<0.5%). “In general young women need not worry about their risk of atrial fibrillation, whatever their body size,” she said. For older women and men, being big could be an indicator that you are at increased risk of atrial fibrillation. In the clinic I have seen many big people with atrial fibrillation. If you are very tall, I think that it could be a good idea to avoid accumulating excess weight. That would apply to both men and women”.

Key words: people, people, risk, atrial fibrillation, body surface area

Перевод: зав. кафедрой госпитальной и поликлинической терапии КГМА – филиала ФГБОУ ДПО РМАНПО Минздрава России, д.м.н., проф. Сайфутдинова Р.Г.

Для идентификации ожирения отношение талии к высоте более точный показатель, чем ИМТ

SOURCE: Leeds Beckett University
http://dgnews.docguide.com/waist-height-ratio-more-accurate-bmi-identifyingobesity?overlay=2&nl_ref=newsletter&pk_campaign=newsletter

LEEDS, United Kingdom -- June 6, 2017 -- Согласно исследованию, опубликованному в PLOS ONE, в клинической практике вычисление отношения талии к росту тела (ОТкР) человека является самым точным и эффективным способом определения приверженности риску ожирения. Michelle Swainson (Carnegie School of Sport, Leeds Beckett University, Leeds, United Kingdom) с коллегами поставили цель улучшить способ, оценки ожирения, исследуя процентное содержание общего жира (СОЖ) в
организме и массу висцеральной жировой ткани (МВЖТ) в группе из 81 взрослых лиц (40 женщин и 41 мужчина). Они выявили, что ожирение по СОЖ, классифицируется у 36.5% взрослых (каждый 2-й участник), а не по индексу массы тела (ИМТ) (каждый 7-й участник, или 13.5%). Данные исследователи собрали точные данные по СОЖ, и по абдоминальному жиру (АЖ), использовав для сканирования всего тела двойной энергетический рентген абсорбциометр (ДЭРАМ). Затем они вычислили 5 показателей СОЖ и МВЖТ, которые можно легко использовать с помощью GPs в офисе, фитнес-центре или дома, сравнивая результаты с данных ДЭРАМ, и определяя, какой из показателей ожирения является самым точным. Пять тестированных предикторов были следующие: ИМТ, окружность талии (ОТ), отношение талии к бедру (ОТкБ), отношение талии к росту (ОТкР), и отношение талии к росту 0.5 (ОТкРТ 0.5). «Общепринятой оценкой ожирения, используя GPs, является ИМТ», сказала доктор Swainson. «Хотя у этого метода есть преимущества, но, и есть недостатки. Это имеет место, когда у некоторых людей ИМТ «нормальный», но, у них высокий висцеральный жир, который часто не учитывается». «СОЖ в организме, и специфическая МВЖТ, связаны с состоянием организма, включая инсулинорезистентность, сахарный диабет 2 типа и сердечно-сосудистые заболевания, которые полностью не учитываются ИМТ», сказала она. «Наличие жира вокруг органов брюшной
полости, как было показано, является независимым предиктором смертности у мужчин и женщин». Результаты показали, что лучшим предиктором как СОЖ, так и МВЖТу мужчин и женщин был ОТкР. Простой параметр в виде отношения окружности талии к росту (ОТкР), не является новым методом классификации ожирения, но, несмотря на полученные доказательства, в поддержке его использования, в клинике пока не применяется.

Пределы для предсказания ожирения всего тела были 0.53 для мужчин и 0.54 для женщин. Предел предсказания абдоминального ожирения был 0.59 для обеих полов. ИМТ недостаточно четко отражает СОЖ в организме, как у мужчин, так и у женщин, но является альтернативой для предсказания МВЖТ у женщин. Согласно обеим методам ОТкБ был очень слабым предиктором ожирения. «По нашему мнению показатель ОТкР выравнивает взаимоотношения между существующими рекомендациями. Взрослые и дети должны стремиться к тому, что бы их окружность талии была меньше, половины их роста», сказала доктор Swainson». «В текущей клинической практике распространено вычисление ИМТ для оценки всей жировой прослойки и окружности талии ОТ для абдоминального ожирения». «Наше исследование показало, что ОТкР - более точная альтернатива этим 2 методам, а также более эффективна по времени», сказала она. «Вводя этот альтернативный и более точный метод в клинические параметры настройки оптимизация веса, большее количество мужчин и женщин улучшили бы свое здоровье. Мы также показали, как эти простые методы, используя GPs в офисе, могут помочь людям, и другим специалистам здравоохранения, когда ДЭРАМ недоступен по тем или иным причинам». «Даже в небольшой выборке взрослых лиц, мы показали, что альтернативные методы фундаментальны для более точной идентификации ожирения, гарантируя
адекватный терапевтический подход, для снижения риска заболеваний, связанных с ожирением», сказала доктор Swainson.

Ключевые слова: ожирение, риск, предикторы, индекс массы тела, окружность талии, отношение талии к бедру, отношение талии к росту, отношение талии к росту 0.5

Waist-to-Height Ratio More Accurate Than BMI in Identifying Obesity

LEEDS, United Kingdom -- June 6, 2017 -- Calculating a person’s waist-to-height ratio (WtoHtR) is the most accurate and efficient way of identifying whether or not they are at risk of obesity in clinical practice, according to a study published in PLOS ONE.
Michelle Swainson, Carnegie School of Sport, Leeds Beckett University, Leeds, United Kingdom, and colleagues aimed to improve the way that obesity is currently measured and classified by examining the whole-body fat percentage (WBF) and visceral adipose tissue (VAT) mass in a group of 81 adults (40 women and 41 men). The researchers found that 36.5% more adults would be classified as obese using whole-body fat data (1 in 2 participants) rather than body mass index (BMI; ~ 1 in 7 participants, or 13.5%). The team gathered accurate whole-body (WBF) and abdominal fat (AF) data using a total body dual energy x-ray absorptiometry (DXA) scanner. They then calculated 5 predictors of whole-body fat (WBF) and VAT, which could be easily replicated in a GP’s office, fitness centre or at home, comparing the results to those of the DXA scan and determining which simple predictor of obesity is the most accurate. The five predictors tested were: BMI, waist circumference (WC), waist-to-hip ratio (WtoHR), waist-to-height ratio (WtoHtR), and waist-to-height ratio 0.5 (WtoHtR 0.5). “The conventional measurement of obesity used by GPs is BMI,” said Dr. Swainson. “Although there are benefits to this method, there is concern that a lot of people are being classified as obese by BMI when they are not or are being missed by this classification when they need to be referred for help. This is most definitely the case when people have a ‘normal’ BMI but high abdominal fat that is often dismissed.”
“Whole-body fat (WBF) percentage, and specifically VAT mass, are associated with health conditions including insulin resistance, type 2 diabetes, and cardiovascular disease, but are not fully accounted for through BMI evaluation,” she said. “Carrying fat around the abdominal area has been shown to be an independent predictor of all-cause mortality in men and women.”
The results showed that the best predictor of both wholebody fat percentage(WBF) and VAT in both men and women was WtoHtR. The simple waist circumference (WC) divided by height measurement is not a new method of obesity classification, but despite evidence supporting its use, it is still not routinely measured in clinical settings.

Cut-off points for predicting whole body obesity were 0.53 in men and 0.54 in women. The cut-off for predicting abdominal obesity was 0.59 in both sexes. (Предел для предсказания абдоминального ожирения был 0.59 для обеих полов).
BMI had weak support as a predictor for whole-body fat (WBF) percentage in both men and women but was a plausible alternative for the prediction of VAT mass in women. The WtoHR was found to be a very poor predictor of obesity according to both measures.
“Our WtoHtR cut-points align broadly to current guidelines that adults and children should keep their waist circumference to less than half their height,” said Dr. Swainson. In current clinical practice, it is common to calculate BMI for an indication of whole-body fat and waist circumference for abdominal obesity.”
“Our research has shown that WHtR is a more accurate alternative to these 2 measures and also a more time-efficient measure,” she said. “By introducing this alternative, and more accurate, measure into clinical settings, more men and women would potentially be referred to programmes, such as weight management, to receive help in improving their health. We have also shown how these simple measurements may be used as surrogates by GPs and other health care professionals when DXA scans are unavailable
or inaccessible.” “Even in a small sample of adults, our results provide further evidence that alternative measures are fundamental to the more accurate identification of obesity, therefore ensuring that individuals are referred to the most suitable therapeutic approach to reduce risk of obesity-related conditions,” said Dr. Swainson.

Key words: obesity, risk, predictors, BMI, waist circumference, waist-to-hip ratio, waist-to-height ratio, and waistto-height ratio 0.5.

Перевод: зав. кафедрой госпитальной и поликлинической терапии КГМА – филиала ФГБОУ ДПО РМАНПО Минздрава России, д.м.н., проф. Сайфутдинова Р.Г.

ИПП связан с риском развития хронического заболевания почек

SOURCE: American Society of Nephrology
http://dgnews.docguide.com/proton-pump-inhibitors-linked-risk-chronic-kidneydiseases?overlay=2&nl_ref=newsletter&pk_campaign=newsletter

NEW ORLEANS -- November 7, 2017 -- Анализ последних исследований показывают связь приема ингибиторов протонной помпы (ИПП) с развитием заболевания почек. Данные находки были представлены на Kidney Week 2017, the Annual Meeting of the American Society of Nephrology (ASN). Эти исследования поставили вопрос о потенциально повышенном риске заболеваний почек среди пациентов, принимающих ИПП. Однако представленные результаты были неоднозначны. Для уточнения данного вопроса Charat Thongprayoon, MD (Bassett Medical Center, Cooperstown, New York) с коллегами провели анализ исследований, сообщавших о риске хронического заболевания почек, или почечной недостаточности, среди пациентов, принимавших ИПП,
в сравнении с не принимавшими эти препараты. В 5 исследованиях 536,902 участников соответствовали критериям приемлемости, и были включены в метаанализ. Результаты показали, что у 33% лиц, принимавших ИПП, был высокий относительный риск развития хронической болезни почек, или почечной недостаточности, по сравнению с лицами, не использующими эти препараты. «Это исследование показывает существенную связь между использованием ИПП и высоким риском развития у них хронического заболевания почек, или почечной недостаточности», сказал Dr. Thongprayoon. “Хотя причинная связь между этими явлениями не доказана, врачи, при планировании лечения ИПП, должны рассмотреть, необходимость назначения этого препарата пациентам”, сказал он“. Нужно избегать длительного использования ИПП, если в этом нет жизненной необходимости”.

Ключевые слова: ингибиторы протонной помпы, побочное действие, хроническое заболевание почек, почечная недостаточность

Proton Pump Inhibitors Linked to Risk of Chronic Kidney Diseases

NEW ORLEANS -- November 7, 2017 -- A recent analysis has linked proton pump inhibitors (PPIs) with the development of kidney disease. The findings were presented at Kidney Week 2017, the Annual Meeting of the American Society of Nephrology (ASN).
Recent studies have raised concerns over a potential increased risk of kidney problems among PPIs users but the results of those studies were inconsistent. To investigate, Charat Thongprayoon, MD, Bassett Medical Center, Cooperstown, New York, and colleagues conducted an analysis of published studies that reported the risk of chronic kidney disease or kidney failure among PPI users compared with non-users. A total of 5 studies with 536,902 participants met the eligibility criteria and were included in the meta-analysis.
Results showed that individuals who used PPIs had a 33% increased relative risk of chronic kidney disease or kidney failure when compared with non-users. “This study demonstrates a significant association between the use of PPIs and increased risks of chronic kidney disease and kidney failure,” said Dr. Thongprayoon. “Although no causal relationship has been proven, providers should consider whether PPI therapy is indicated for patients,” he said. Chronic use of PPIs should be avoided if not really indicated.”

Key words: proton pump inhibitors, side effect, chronic kidney disease, kidney failure

Перевод: зав. кафедрой госпитальной и поликлинической терапии КГМА – филиала ФГБОУ ДПО РМАНПО Минздрава России, д.м.н., проф. Сайфутдинова Р.Г.

Четырех разовая элиминационная диета может лечить эозинофильный эзофагит у детей

SOURCE: Ann & Robert H. Lurie Children's Hospital of Chicago
http://dgnews.docguide.com/four-food-elimination-diet-can-treat-eosinophilic-esophagitischildren?overlay=2&nl_ref=newsletter&pk_campaign=newsletter

Согласно исследованию, приведенному в журнале Clinical Gastroenterology and Hepatology, у детей с эозинофильным эзофагитом (ЭЭ), которым в течение 8 недель исключили из рациона коровье молоко, пшеницу, яйцо и сою, отмечались признаки улучшения в пищеводе. Эта диета менее строга, чем стандартная, одобренная при ЭЭ, с исключением 6 компонентов. “Исключение многих продуктов из диеты ребенка - основная проблема для семьи”, сказал ведущий автор статьи Amir F. Kagalwalla из Stanley Manne Children’s Research Institute, Ann & Robert H. Lurie Children’s Hospital of Chicago, Chicago, Illinois. «Наше исследование показывает, что можно достигнуть почти тех же самых результатов, исключая четыре продукта вместо 6,
которые дети с ЭЭ должны избежать первоначально. Также требуется намного меньше времени, чтобы повторно ввести продукты в питание ребенка, и меньше эндоскопий, для определения, какие продукты действительно нужно избегать, чтобы поддержать ремиссию. Это огромные преимущества». Диета с исключением из пищи 6 компонентов, которая в настоящее время является первой линией нефармакологическое лечение ЭЭ, запрещает следующие ингредиенты: коровье молоко, пшеницу, яйца, сою, арахис, орехи дерева, рыбу и моллюска. Текущее исследование включало 78 детей с ЭЭ в возрасте 1-18 лет из 4 медицинских центров. Все они находились на диете в течение 8 недель с исключением 4 ингредиентов. После 8 недель у 6 из 10 была достигнута гистологическая ремиссия, и 9 из 10 респондентов больше не испытывали симптомов ЭЭ, таких как трудности при глотании, рвоту или отвращение к еде. Коровье молоко было наиболее распространенным пусковым механизмом обострения ЭЭ (определялось у 85% пациентов), яйца – у 35%, пшеница – у 33%, соя – у 19%. “Высокий процент детей, для которых молоко было пусковым механизмом, служит основанием для исследования устранения только молока из диеты”, сказал
доктор Kagalwalla.

Ключевые слова: эозинофильный эзофагит, лечение, диета, ремиссия

Four-Food Elimination Diet Can Treat Eosinophilic Esophagitis in Children

CHICAGO -- June 28, 2017 -- Children with eosinophilic esophagitis (EoE) who temporarily eliminated cow’s milk, wheat, egg, and soy from their diet for 8 weeks had their symptoms and oesophageal swelling resolve, according to a study published in the journal Clinical Gastroenterology and Hepatology.

This elimination diet is less restrictive than the standard of care 6-food elimination diet that is approved to treat EoE. “Excluding many foods from a child’s diet is a major challenge for families,” said lead author Amir F. Kagalwalla, Stanley Manne Children’s Research Institute, Ann & Robert H. Lurie Children’s Hospital of Chicago, Chicago, Illinois. “Our study shows that we can achieve nearly the same results with four instead of 6 foods that children with EoE need to avoid initially. Also it takes much less time to reintroduce the foods and fewer endoscopies to determine which foods truly need to be avoided to maintain remission. These are huge benefits.” The 6-food elimination diet, which is currently the first line non-pharmacologic treatment for EoE, involves exclusion of cow’s milk, wheat, egg, soy, peanut/tree nut, and fish/ shellfish. The current study included 78 children aged 1 to 18 years with EoE recruited from 4 medical centres. All children underwent a 4-food elimination diet for 8 weeks. After 8 weeks, more than 6 out of 10 achieved histologic remission and 9 out of 10 of the responders no longer experienced EoE symptoms, such as swallowing difficulty, vomiting or feeding aversion. Cow’s milk was the most common food trigger identified in 85% of patients, followed by egg (35%), wheat (33%), and soy (19%). “The high percentage of children for whom milk was a trigger provides the basis for investigating a milk-only elimination diet approach,” said Dr. Kagalwalla.

Key words: eosinophilic esophagitis, treatment, diet, remission

Перевод: зав. кафедрой госпитальной и поликлинической терапии КГМА – филиала ФГБОУ ДПО РМАНПО Минздрава России, д.м.н., проф. Сайфутдинова Р.Г.

Esaxerenone еффективен при гипертонической болезни

Согласно исследованию, представленному на 27th Scientific Meeting of the European Society of Hypertension (ESH) on Hypertension and Cardiovascular Protection, Esaxerenone (CS-3150) снижает артериальное давление (АД) у больных с гипертонической болезнью (ГБ). Esaxerenone (CS-3150) – это оральный, нестероидный, селективный блокатор минералокортикоидных рецепторов. Sadayoshi Ito (MD, Tohoku University School of Medicine, Sendai, Japan) с коллегами, рандомизировали пациентов на группы: принимавших в течение 12 недель, либо плацебо (n = 87), либо esaxerenone 1.25 мг/сут (n = 83), 2.5 мг/сут (n = 84), 5.0 мг/сут (n = 88), или eplerenone 50 - 100 мг/сут (n = 84). Основной конечной точкой было изменение систолического (сАД) и диастолического АД (дАД) в течение 12 недель. При окончательном анализе сАД, в сравнении с плацебо, esaxerenone имел существенный эффект в снижении АД при всех трех, применявшихся дозах (-10.7 мм рт.ст., -14.3 мм рт.ст., и -20.6 мм рт.ст., соответственно), и с самой высокой дозой, превышающей сАД eplerenone (-17.4 мм рт.ст). Также было снижение и дАД, хотя оно не достигало существенного значения при самой низкой дозе esaxerenone (плацебо, -3.8 мм рт.ст.; esaxerenone 1.25 мг, -5.0 мм рт.ст., esaxerenone 2.5 мг, -7.6 мм рт.ст., esaxerenone 5.0 мг, -10.4 мм рт.ст.; eplerenone, -8.5 мм рт.ст. Из группы плацебо 17,6% пациентов достигли таргетного уровня сАД (<140 мм рт.ст.) и дАД (<90 мм рт.ст.), в сравнении с 25.6, 36.9%, и 53.4% пациентов на esaxerenone , соответственно, и 34.5% на eplerenone. Показатель гиперкалиемии был одинаковым между группами. Спонсорскую поддержку исследования обеспечила Daiichi Sankyo Co., Ltd.

Ключевые слова: Esaxerenone (CS-3150), артериальное давление, гипертоническая болезнь,

Esaxerenone Effective for Essential Hypertension

By Chris Berrie
[Presentation title: Treatment With Esaxerenone (CS-3150) Is Associated With Significant Dose-Dependent Antihypertensive Effect in Essential Hypertensive Patients. Abstract BP.02.01]
http://dgnews.docguide.com/esaxerenone-effective-essential-hypertension?overlay=2&nl_ref=newsletter&pk_campaign=newsletter

MILAN, Italy -- June 19, 2017 -- Esaxerenone (CS-3150) reduces blood pressure (BP) in patients with essential hypertension, according to a study presented here at the 27th Scientific Meeting of the European Society of Hypertension (ESH) on Hypertension and Cardiovascular Protection. Esaxerenone (CS-3150) is a novel oral non-steroidal, selective blocker of the mineralocorticoid receptor. Sadayoshi Ito, MD, Tohoku University School of Medicine, Sendai, Japan, and colleagues randomised patients to placebo (n = 87) or to esaxerenone 1.25 mg/day (n = 83), 2.5 mg/day (n = 84), 5.0 mg/day (n = 88), or to eplerenone 50 to 100 mg/day (n = 84) for 12 weeks. The primary endpoint was change in sitting systolic BP (SBP) and diastolic BP (DBP) at 12 weeks. In the full analysis set for SBP, compared with placebo, esaxerenone showed significantly greater benefits at all 3 doses (-10.7 mm Hg, -14.3 mm Hg, and -20.6 mm Hg, respectively), with the highest dose exceeding the SBP benefit of eplerenone (-17.4 mm Hg). There were also reductions in DBP, although these did not reach significance at the lowest esaxerenone dose (placebo, -3.8 mm Hg; esaxerenone 1.25 mg, -5.0 mm Hg; esaxerenone 2.5 mg, -7.6 mm Hg; esaxerenone 5.0 mg, -10.4 mm Hg; eplerenone, -8.5 mm Hg). Of the patients in the placebo group, 17.6% achieved target SBP (<140 mm Hg) and DBP (<90 mm Hg) levels, compared with 25.6, 36.9%, and 53.4% of patients in the esaxerenone groups, respectively, and 34.5% of patients in the eplerenone group.
Rates of hyperkalaemia were similar between groups. Funding for this study was provided by Daiichi Sankyo Co., Ltd.

Key words: Esaxerenone (CS-3150), blood pressure, essential hypertension

Длительная гормональная терапия у женщин в перименопаузе или постменопаузе

Jane Marjoribanks1, Cindy Farquhar1, Helen Roberts1, Anne Lethaby1, Jasmine Lee2
1Department of Obstetrics and Gynaecology, University of Auckland, Auckland, New Zealand.
2Penang Medical College, Penang, Malaysia

Резюме. Гормональная терапия не показана ни для первичной, ни для вторичной профилактики сердечнососудистых заболеваний или деменции, ни для профилактики ухудшения когнитивной функции у женщин в постменопаузе. Хотя гормональная терапия эффективна в профилактике постменопаузального остеопороза, как правило, она рекомендуется в качестве выбора только женщинам с существенным риском, которым не подходит неэстрогенная терапия.

Ключевые слова: менопауза, гормональная терапия, заболевания, сердечно-сосудистая система, остеопороз, деменция.

Контактное лицо:

Хазиахметова Вероника Николаевна
кандидат медицинских наук, доцент кафедры фундаментальной и клинической фармакологии Казанского
(Приволжского) федерального университета, 420008 г. Казань, ул. Кремлевская, 18.
Тел.: 8 (843) 2931758, e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Long-term hormone therapy for perimenopausal and postmenopausal women

Jane Marjoribanks1, Cindy Farquhar1, Helen Roberts1, Anne Lethaby1, Jasmine Lee2
1Department of Obstetrics and Gynaecology, University of Auckland, Auckland, New Zealand.
2Penang Medical College, Penang, Malaysia

Abstract. Hormone therapy is not indicated for primary or secondary prevention of cardiovascular disease or dementia, nor for preventing deterioration of cognitive function in postmenopausal women. Although hormone therapy is considered effective for prevention of postmenopausal osteoporosis, it is generally recommended as an option only for women at significant risk, for whom non-oestrogen therapies are unsuitable.

Key words: menopause, hormone therapy, chronic cardiovascular diseases, osteoporosis, dementia.

Contact person:

Khaziakhmetova Veronika
MD, PhD, Associate Professor of the Department of Basic and Clinical Pharmacology of Kazan (Volga-region)
Federal University, 18 Kremlevskaya Street, Kazan, Russian Federation, 420008,
tel. (843) 2931758, e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Вопрос обзора. Каковы клинические эффекты применения гормональной терапии (ГТ) в течение года или дольше в пери- и постменопаузе?
Актуальность. Гормональную терапию назначают для контроля симптомов менопаузы. Её также используют для лечения и профилактики хронических заболеваний сердечно-сосудистой системы, остеопороза и деменции.
Характеристика исследований. В обзор были включены 22 рандомизированных контролируемых исследования (РКИ) (43637 женщин). Доказательства актуальны на сентябрь 2016 года. Основные результаты. У относительно здоровых женщин в постменопаузе, использование непрерывной комбинированной гормональной терапии (ГТ) в течение года, повысил риск сердечного приступа примерно от 2 до 3-7 на 1000 женщин, а также увеличил риск развития венозного тромбоза от 2 до 4-11 женщин на 1000. При более длительном использовании гормональной терапии повышается риск инсульта, рака груди, болезни желчного пузыря и смерти от рака легких.

Только эстрогенная ГТ повышает риск венозного тромбоза после использования ГТ от 1 года до 2 лет: от 2 до 10 женщин на 1000. При более длительном назначении также повышается риск развития инсульта и заболеваний желчного пузыря, но снижается риск развития рака молочной железы (после 7-летнего использования) от 25 до 15 на 1000. Среди женщин старше 65 лет, непрерывно принимающих комбинированную ГТ, была повышена заболеваемость деменцией. Риск перелома был единственным исходом, при котором результаты показали убедительные доказательства клинической пользы гормональной терапии (обоих типов). Женщины с тяжелыми симптомами менопаузы могут сами взвесить пользу для облегчения симптомов
по отношению к небольшому абсолютному риску вреда в результате краткосрочного использования ГТ в низких дозах, при условии отсутствия у них определенных противопоказаний. Гормональная терапия может быть непоказана для некоторых женщин, в том числе с повышенным риском сердечно-сосудистых заболеваний, тромбоэмболий (например, ожирение или венозный тромбоз в анамнезе), или с повышенным риском некоторых видов рака (например, рака молочной железы у женщин с маткой). Риск развития рака эндометрия у женщин с маткой, которые принимают только эстрогены, хорошо документирован. Гормональная терапия не показана ни для первичной, ни для вторичной профилактики сердечно-сосудистых заболеваний или деменции, ни для профилактики ухудшения когнитивной функции у женщин в постменопаузе. Хотя ГТ эффективна в профилактике постменопаузального остеопороза, как правило, она рекомендуется в качестве выбора только женщинам с существенным риском, которым не подходит неэстрогенная терапия. Этих данных недостаточно для оценки риска длительного использования гормональной терапии у женщин в перименопаузе или женщин в постменопаузе моложе 50 лет.
Качество доказательств. Для большинства исследований риск смещения был низким по большинству показателей и общее качество доказательств было умеренным. Основным ограничением было то, что только около 30% женщин были от 50 до 59 лет в начале исследования - возраст, в котором женщины могут рассмотреть вопрос о ГТ при сосудистых симптомах.

Опубликовано он-лайн (Библиотека Кокрейн): 17 января 2017 года Перевод резюме на простом языке: Чупрова Наталья Сергеевна.

Редактирование: Александрова Эльвира Григорьевна.

Координация проекта по переводу на русский язык: Cochrane Russia - Кокрейн Россия (филиал Северного Кокрейновского Центра на базе Казанского федерального университета).
Координация проекта по переводу на русский язык: Cochrane Russia - Кокрейн Россия (филиал Северного Кокрейновского Центра на базе Казанского федерального
университета). По вопросам, связанным с этим переводом, пожалуйста, обращайтесь к нам по адресу: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. ; Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Литература:
1. Marjoribanks J., Farquhar C., Roberts H., Lethaby A., Lee J. Long-term hormone therapy for perimenopausal and postmenopausal women. Cochrane Database of Systematic Reviews 2017, Issue 1. Art. No.: CD004143. DOI: 10.1002/14651858. CD004143.pub5
2. Длительная гормональная терапия у женщин в перименопаузе или постменопаузе. [Internet]. 2017 [cited 2018 24 July]. Available from:https:// www.cochrane.org/ru/CD004143/dlitelnaya-gormonalnaya-terapiya-uzhenshchin-v-perimenopauze-ili-postmenopauze

УДК: 614.37
Имамов А.А., Филиппова С.Ю., Лопушов Д.В.
ФГБОУ ВО Казанский ГМУ Минздрава России. 420012, г. Казань, ул. Бутлерова, д.49а

История изучения физического развития детей в Республике Татарстан

Резюме. Актуальность проблемы. В статье приводятся данные современной литературы, затрагивающие вопрос истории изучения физического развития детей, включая Республику Татарстан. Поскольку показатели физического развития используются для
характеристики показателей общественного здоровья, часто выступают как критерий социально-гигиенического и экономического благополучия региона, необходимо получение своевременной информации о физическом развитии подрастающего поколения.

Ключевые слова: физическое развитие, дети, история гигиены, история медицины, региональный стандарт, Республика Татарстан.

Контактное лицо:

Филиппова Светлана Юрьевна
ассистент кафедры профилактической медицины и экологии человека ФПК и
ППС ФГБОУ ВО Казанский ГМУ Минздрава России, 420108, г.Казань, ул.Бутлерова, д.49а,
тел.(843) 236 73 01 (р.), 89600380863 (м.), e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Imamov A.A., Filippova S.Yu., Lopushov D.V.
FGBOU IN Kazan State Medical University of the Ministry of Health, 49a Butlerov, St., Kazan, Russian Federation, 420108

The history of the study of the physical development of children in the Republic of Tatarstan

Abstract. Background. The article presents data of contemporary literature on the history of studying the physical development of children, including the Republic of Tatarstan. Since the indicators of physical development are used to characterize the indicators of public health, often act as a criterion for the socio-hygienic and economic well-being of the region, it is necessary to receive timely information on the physical development of the younger generation.

Key words: physical development, children, history of hygiene, history of medicine, regional standard, Republic of Tatarstan.

Сontact person:

Filippova Svetlana
assistant of the Department of Preventive Medicine and Human Ecology of the FPK and PPS FGBOU IN
Kazan State Medical University of the Ministry of Health, 49a Butlerov, St., Kazan, Russian Federation,
420108, tel.: (843) 236 73 01, 89600380863, е-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Актуальность проблемы Охрана и укрепление здоровья детского населения является медико-социальной проблемой. Здоровье детей – это здоровье общества, будущего трудоспособного населения [6]. Физическое развитие детей – совокупность морфологических и функциональных свойств организма, характеризующих процесс его роста и созревания, является мерилом дееспособности ребенка, его выносливости к любым изменениям условий окружающей среды, образа жизни [4].
Известно, что растущий организм наиболее чувствителен к различным воздействиям среды, поэтому морфологические возрастно-половые особенности детей, их росто - весовые показатели, становятся объектом изучения и анализа, составляют основу различных региональных комплексных программ охраны здоровья населения и оздоровления окружающей среды. Показатели физического развития детского населения часто выступают как критерий социально-гигиенического и экономического благополучия региона [3].

Именно поэтому необходимо получение своевременной информации о физическом развитии подрастающего поколения. Массовые исследования физического развития детей и подростков в разных регионах Российской Федерации, проводимые в различные десятилетия, позволили не только установить сдвиги в физическом развитии, закономерности развития и формирования организма, но и разработать возрастно-половые нормативы физического развития детского населения [7].
В этом качестве обобщенные данные о состоянии физического развития детского населения в известной степени являются предметом медицинской статистики, позволяющим прогнозировать развитие популяции, принимать те или иные управленческие решения [7]. Это значит, что и история изучения физического развития детей является актуальной и на сегодняшний день. Основываясь на своем жизненном опыте, человек формировал гигиенические навыки с древнейших времен. Соблюдение правил личной, бытовой гигиены встречаются уже в Месопотамии, Древней Индии, Египте, Римской империи, Китае.
Еще Гиппократ немаловажную роль отводил физическому воспитанию (гимнастике, физическим упражнениям, ходьбе). Впервые важность изучения показателей физического развития была представлена в научных работах французского ученого Поля
Брока (1824–1880) и бельгийского ученого А. Кетле (1796-1874). Предложенная П. Броком формула идеальной массы тела стала основой для становления антропометрической методики изучения развития человеческого организма. В тоже время А. Кетле предложил способ измерения частей тела (антропометрию) и заложил фундамент социальной статистики, сформулировав основные методологические принципы, используемые в настоящее время для разработки стандартов физического развития детей и подростков [1].
В конце XIX и в начале XX в.в. и в России появились первые работы по изучению физического развития детей раннего возраста и школьников (Руссов А.А., 1879; Жуковский И.И., 1880; Васильев С.М., 1881; Бондырев А.П., 1902; Карницкий А.О., 1903).
Физическое развитие и состояние здоровья детей школьного возраста и подростков изучили П.А. Песков (1881), П. Ф. Лесгафт (1877), Н.В. Биллямовский (1886), Н. Зак (1892), Н.И. Тензяков (1897), Н. Гундобин (1906) и другие [6].
Изучение физического развития стало широко применяться с 1879 года, когда Федор Федорович Эрисман в результате исследований детей в поселке Глухово Московской области выявил закономерности роста детей в зависимости от возраста, пола, условий труда, быта, обучения и социальной принадлежности [2].
Большое значение в изучении физического развития детей внес Александр Самойлович Вирениус (1832-1910) и Александр Петрович Доброславин (1842–1889) [2]. Важный вклад в развитие школьной гигиены в России внесли такие известные российские врачи-педиатры как Н.А. Тольский, Н.Ф. Филатов, Н.И. Быстров, К.А. Раухфус, педагоги К.Д. Ушинский, П.Ф. Лесгафт, П.Ф. Каптерев, В.П. Вахтеров. Научное обоснование необходимости анализа физического развития детей было изложено Сергеем Михайловичем Громбахом (1965). Под руководством акад. Г.Н. Сердюковской была разработана программа антропологических исследований и анализа ретроспективных материалов (1970), на основании которой были установлены цикличные тенденции физического развития детей и подростков в XX столетии.
Вопросы изучения физического развития детей и подростков не потеряли актуальности и в настоящее время. На базе НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков НЦЗД Минздрава России (ранее НЦЗД РАМН) под руководством чл.-корр. РАН, д.м.н., профессора В.Р. Кучмы и профессора Л.М. Сухаревой проводилась научно-исследовательская работа по лонгитудинальным исследованиям физического развития детей и подростков (I – 1960-1969 гг., II – 1982-1991 гг., III – 2003-2013 гг.).
Проведенные исследования позволили получить новейшие данные о тенденциях роста и развития, изменениях морфологических и функциональных показателей детей и подростков начала XXI века [1]. В научных институтах и на кафедрах медицинских ВУЗов страны рассматриваются вопросы оценки показателей физического развития, динамики их изменения (секулярный тренд), обсуждается их роль в системе социально-гигиенического мониторинга и связь с санитарноэпидемиологическим благополучием учреждений [5].
В Казанской губернии в 70-х годах XIX века Н.М. Малиев изучал антропометрию башкир, А.А. Сухарев – рост призывников Казанского уезда, И. Благовидов (1886) – физическое развитие татар в возрасте 8 – 20 лет. В 20-30 гг. XX столетия, физическое развитие и состояние здоровья детей в Татарии изучили А.И. Алексеева – Козьмина (1926), А.В. Левицкий и А.В. Самойлова (1926), Ф.Т. Мухамедьяров (1932), В.В. Трейман (1935), О.М. Войдинова (1936) и другие. Однако вышеизложенными авторами в основном было изучено физическое развитие городских детей. М.Н. Мухамедов с соавторами (1931) и Ф.Г. Тазетдинова (1961-1926) изучили физическое развитие и состояние здоровья сельских школьников, С.Н. Якубова (1959-1960) – состояние здоровья и физическое развитие детей ясельного возраста сельских районов республики. Физическое развитие и состояние здоровья дошкольников г.Казани изучали О.М. Войшрова (1935), В.А. Трейман (1944), Р.В. Тухватуллина–Хамидуллина (1962; 1965). Несмотря на довольно большое количество исследований физического развития и состояния здоровья детей в Татарии, до 1962 г. не были разработаны местные стандарты для оценки физического развития. Первые стандарты физического развития дошкольников в г.Казани были составлены Р.В. Тухватуллиной Хамидуллиной (1962), школьников в возрасте 8-17 лет Р.С. Чувашаевым (1964) [6].

Физическое развитие дошкольников села изучалось Э.М. Асабаевой, в 1971 г. ею были составлены «Оценочные таблицы детей – дошкольников сельских районов Татарской АССР». В 1982-83г. были разработаны 3 региональных стандарта физического развития детей в возрасте 0–7 лет русской и татарской национальности по г. Казани и г. Набережные Челны Татарской АССР. Одновременно было изучено с составлением стандартов, физическое развитие русской и чувашской национальностей Чувашской АССР и русской и марийской национальностей Марийской АССР [6]. В ходе изучения соматического и репродуктивного здоровья девушек – учащихся профессионально – технических училищ Э.Н.Мингазовой в 1991 г. были разработаны «Стандарты физического и полового развития девушек – учащихся ПТУ легкой промышленности» [3]. Затем в 1999 г. В.Ю. Батясов разработал стандарты физического развития студентов в возрасте 17- 25 лет КГПУ и КГТУ (Казанского Государственного Педагогического и Казанского Государственного Технологического Университетов). В 2005 г Л.Ф. Валиуллина продолжила изучение особенностей физического развития студентов тех же вузов, оценивая динамику изменений в
морфофункциональных изменениях. Результаты исследования нашли отражение в методических рекомендациях «Оценка физического развития и состояния здоровья студентов технологических и педагогических вузов» [6]. В 1993 г. профессором А.Х. Яруллиным, заведующим кафедры общей гигиены и гигиены детей и подростков КГМУ им .С.В. Курашова разработаны стандарты физического развития детей в возрасте 0-7 лет и учащихся 8–17 лет г.Казани [6]. Кардинальные изменения социально-экономического развития нашей страны в конце XX века обусловили проявления негативных тенденций в состоянии детей и подростков. Это явилось мотивационной составляющей для принятия программы «Дети России-2000», одним из разделов которой был анализ материалов по физическому развитию детей и подростков городов и сел Российской Федерации с учетом этнического разнообразия (от «а» - адыгейцев, до «я» - якутов) (под редакцией Т.М. Максимовой, Л.Г. Подуновой). В данную программу были включены и показатели физического развития детей татарской и русской национальности, проживающих в г.Казани, которые в дальнейшем были представлены в методическом пособии «Стандарты физического развития детей
г.Казани в возрасте от 0- до 17 лет» [3].
Большая работа по оценке физического развития детей Республики Татарстан проводится д.м.н., профессором ФГБОУ ВО «Казанский ГМУ» Минздрава России Э.Н. Мингазовой, которой в 2012 году с соавторами разработаны «Клинические рекомендации по оценке физического развития детей школьного возраста (от 7 до 17 лет) сельских районов РТ», в 2013 году «Клинические рекомендации по оценке физического развития детей школьного возраста (от 7 до 17 лет) г. Казани»,
в 2014 году «Клинические рекомендации по оценке физического развития студентов медицинского университета», в 2017 году переизданы «Стандарты физического развития детей школьного возраста (7-17 лет) г. Казани». В 2018 году разработаны «Стандарты физического развития детей дошкольного возраста (3-7 лет) Республики Татарстан». На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что работа по изучению физического развития населения, и в первую очередь детей, остается необходимым разделом деятельности медицинской науки, поскольку позволяет разрабатывать оздоровительные и профилактические мероприятия, корректировать стратегию развития условий жизни.

Литература
Гаврюшин М.Ю. Совершенствование методики разработки региональных нормативов физического развития детей и подростков: дис. канд. мед. наук: 14.02.01 / М.Ю. Гаврюшин; ФГБОУ ВО СамГМУ Минздрава России. – Самара, 2017. – 203 с.
Кучма В.Р. История гигиены и охраны здоровья детей в России / В.Р.Кучма // Вопросы школьной и университетской медицины и здоровья. – 2013. - №3. – с. 13-17.
Мингазова Э.Н. Клинические рекомендации по оценке физического развития детей школьного возраста (от 7 до 17 лет) г. Казани / Мингазова Э. Н., Белякова Е. В., Имамов Л. А.. – Казань: Центр инновационных технологий, 2013. – 38 с.
Общая гигиена: учебное пособие / А.М. Большаков [и др.]. - Москва: ГЭОТАР-Медиа, 2009. – 832 с.
Скоблина Н.А. История изучения показателей физического развития детей и подростков в гигиене / Скоблина Н. А., Милушкина О. Ю., Бокарева Н. А. // Здоровье населения и среда обитания. – 2012. - №8. – с. 12-14. Стандарты физического развития детей в возрасте 0-7 лет и учащихся 8-11 лет г.Казани: методическое пособие / А.Х. Яруллин [и др.]. – Казань: КГМИ им. С. В. Курашова, 1993. – 107 с. Физическое развитие детей и подростков Российской Федерации: сборник материалов (выпуск VI) / под редакцией А.А. Баранова, В.Р. Кучмы. – Москва: Издательство «ПедиатрЪ», 2013, - 192 с.

УДК: 616-008.9
Фоминых Ю.А.
ФГБОУ ВО ПСПбГМУ им. акад. И.П. Павлова Минздрава
России, 197022, г. Санкт-Петербург, ул. Льва Толстого, 6-8.

Метаболический синдром: исторические аспекты изучения проблемы

Резюме. Согласно современному пониманию метаболический синдром (МС) представляет собой симптомокомплекс, включающий центральное (абдоминальное) ожирение, нарушения толерантности глюкозы/сахарный диабет, дислипидемию и артериальную гипертензию. По своей медико-социальной значимости он уверенно занимает позицию одной из важнейших медицинских проблем XXI века. В настоящее время распространенность МС по миру весьма значительна, отмечается его неуклонный рост и «омоложение». Эти пациенты имеют повышенный риск развития сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета и осложнений, вплоть до летальности. В процессе эволюции сочетания метаболических нарушений получали различные термины, приведены имена ученых, осветивших в своих работах различные аспекты этой патологии. Вместе с тем, необходимо продолжить проведение исследований и накапливать практический опыт, а также формировать подходыь терапии пациентов данной категории с учетом современных тенденций.

Ключевые слова: метаболический синдром, история, симптомокомплекс.

Контактное лицо:

Фоминых Юлия Александровна
кандидат медицинских наук, доцент кафедры внутренних болезней стоматологического факультета
ФГБОУ ВО ПСПбГМУ им. акад. И. П. Павлова Минздрава России,. 197022, Санкт-Петербург,
ул. Льва Толстого, д. 6-8. Телефон: 89217526839. Эл. адрес: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Fominykh Yu.A.
Pavlov First Saint Petersburg State Medical University, 197022, 6-8, L’va Tolstogo street, Saint-Petersburg, Russia

Metabolic syndrome: historical aspects problem’s studying

Abstract. According to a modern comprehension the metabolic syndrome represents the symptomocomplex including the central (abdominal) obesity, disturbances of glucose tolerance / diabetes mellitus, a dyslipidemia and arterial hypertension. The medico-social importance of the metabolic syndrome surely takes a position one of the most important medical problems of the 21st century. In this time the world’s prevalence are wide-spread, steady growth and "rejuvenascence" are observed. Patients with a metabolic
syndrome have high risk of cardiovascular diseases development, diabetes mellitus, complications and lethality. In the evolution’s course a metabolic syndrome the different metabolic disturbances combinations were received various terms, names, scientists names who have covered with the research works various aspects of this pathology are given. At the same time, it is necessary continue investigations and accumulate practical experience, and also form therapy approaches to this category patients into account current
trends.

Key words: metabolic syndrome

Contact person:

Fominykh Yulia Aleksandrovna
Department of internal diseases of Dentistry Faculty. Pavlov First Saint Petersburg State Medical University,
PhD. 197022, 6-8 L’va Tolstogo street, Saint-Petersburg, Russia. Tel: 89217526839. E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Жизнь человека не вечна, но наука
и знания переступают пороги столетий.
И.В. Курчатов

Симптомокомплекс метаболический синдром (МС) в последние годы привлекает пристальное внимание различных специалистов. Проблема вышла из рамок сугубо кардиологических и эндокринологических, как было принято считать ранее, и заслуженно приобрела мультидисциплинарный характер. В пользу актуальности говорит то, что им занимаются доктора различных дисциплин, такие как кардиологи, эндокринологи, терапевты, гастроэнтерологи, диетологи, врачи общей практики, психотерапевты, психиатры, врачи функциональной диагностики, генетики, гинекологи, онкологи, физиологи, патологические физиологи, специалисты биологической статистики, организаторы здравоохранения и общественного здоровья, а также многие другие.
Основанием для выделения метаболического синдрома в отдельную единицу послужили многочисленные зарубежные и отечественные исследования, наглядно продемонстрировавшие наличие патогенетических механизмов и частого совпадения абдоминального ожирения, артериальной гипертензии (АГ), нарушения толерантности к глюкозе или сахарного диабета 2-го типа, нарушения липидного обмена, а также их различных вариантов сочетания.

По своей медико-социальной значимости МС стоит в ряду важнейших медицинских проблем XXI века [9, 32, 35]. Его распространенность по миру весьма значительна, отмечается неуклонный рост и «омоложение» [4, 14, 17, 41]. Одним из важных аргументов в пользу всестороннего глубокого изучения МС является его существенный негативный вклад в развитие сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета, осложнений вплоть до летальности [2, 8, 9, 10, 13, 35].
Понимание метаболического синдрома, погружение в проблему, накопление новых данных идет постепенно, но развивается крайне динамично. Таким образом, не является удивительным, что мнение специалистов различных медицинских направлений зачастую не со впадает, а также меняется с течением времени. В процессе эволюции понимания метаболического синдрома, разные сочетания метаболических нарушений получали различные термины, ниже приведены имена ученых, посвятивших свои исследования различным аспектам этой патологии.

Изучение метаболических нарушений уходит корнями до рождества Христа. В античные времена обращали внимание на то, что переедание и злоупотребление вином среди представителей высшего элитарного общества, зачастую сочеталось с ожирением и подагрой, приводя к развитию инсульта. Отец медицины Гиппократ в IV веке до н.э. описал Нabitus apoplecticus – сочетание низкого роста, коренастой фигуры и короткой шеи с багрово-красным цветом кожи лица и шеи, нередко на фоне

развитой подкожной капиллярной сети, как возможный признак предрасположенности к нарушениям мозгового кровообращения, гипертонической болезни. Кроме того, считается, что именно Гиппократу принадлежит афоризм: «Внезапная смерть характерна более для тучных, чем для худых» [2]. В 1760 г. шотландский физиолог M. Fleming впервые отметил: «Тучность, особенно чрезвычайно выраженная, может вызвать болезнь, так как препятствует нормальному осуществлению жизненных функций и таким образом сокращает жизнь, устилая путь опасными осложнениями».

В 1915 г. будущий академик Академии наук и Академии медицинских наук (АМН) СССР профессор Н.Н. Аничков (рис. 1) создал «холестериновую теорию» атеросклероза, открыл ведущее значение липидов, главным образом холестерина, в морфогенезе и патогенезе атеросклероза (это достижение признано в США одним из 10 важнейших открытий в медицине) [1]. В 1922 г. заведующий клиникой и кафедрой факультетской терапии 1-го Ленинградского медицинского института профессор Г.Ф. Ланг (рис. 2), в дальнейшем академик АМН СССР, базируясь на собственных клинических наблюдениях за пациентами с артериальной гипертензией (АГ), отметил в своих трудах наличие ассоциации с ожирением, нарушениями обмена углеводов и подагрой. В 1923 г. шведский врач E. Kylin указал в своей статье на связь АГ с гипергликемией и гииперурикемией, данный синдром получил название «гипертензия-гипергликемиягиперурикемия» [38]. В 1926г. на Х Всесоюзном съезде терапевтов сотрудники Г.Ф. Ланга на тот момент ассистент А.Л. Мясников (в будущем профессор, академик АМН СССР) (рис. 3) и Д.М. Гротель доложили о частом сочетании гиперхолестеринемии, гиперурикемии с ожирением и АГ [12].

В 1929 г. S. Major подтвердил наличие связи между АГ и нарушением толерантности к глюкозе (НТГ) и назвал данное сочетание преддиабетом [39]. В 1930–40-х годах Г.Ф. Ланг отстаивал гипотезу влияния дисфункции гипоталамуса на формирование АГ и НТГ [8]. В 1931 г. австрийские ученые W. Falta и R. Boller впервые выдвинули понятие инсулинорезистентности - снижении чувствительности тканей к инсулину, как причине и одну из основных характеристик сахарного диабета (СД) [26].
В 1936-1939 гг. английский врач сэр Гарольд Персиваль Химсворт (Sir Harold Percival Himsworth) (рис. 4) и его коллеги развили идеи W. Falta и R. Boller. Кроме того, Н.P. Himsworth за 50 лет до G. Reaven отметил ассоциацию сахарного диабета и других составляющих метаболического синдрома. Именно данного специалиста принято считать основоположником классификации сахарного диабета, впервые подразделившим СД на первый и второй типы [2, 22, 31, 33, 46].
В 1938 г. в клинике, возглавляемой Г.Ф. Лангом, было открыто отделение эндокринологии, которое возглавил будущий академик АМН СССР, главный эндокринолог Главного управления здравоохранения, руководитель отдела эндокринологии Института акушерства и гинекологии АМН СССР В.Г. Баранов (рис. 5). Под его руководством проводилась научная и клиническая работа, направленная на изучение нарушений углеводного обмена (сахарного диабета), поиска причин их развития, а также способов лечения и профилактики. Сотрудники Г.Ф. Ланга – Д.М. Гротель, А.Л. Мясников и Б.В. Ильинский впервые в 1940 г. установили прямую зависимость между уровнем холестерина в крови и выраженностью атеросклероза, заостряя внимание на функциональном состоянии печени, определяющем уровень холестерина [6, 7] В 1945 г. в клинике Г.Ф. Ланга его сотрудники Н.А. Голубеева и Л.А. Павловская, выполняя определение толерантности к глюкозе, у 180 больных АГ выявили, что у 30% из них были нормальные гликемические кривые, а у 39% определялся сахарный диабет второго типа (СД 2-го типа) [16].

В 1948 г. выдающийся клиницист академик АМН СССР доктор медицинских наук Е.М. Тареев (рис. 6) в монографии «Гипертоническая болезнь» отмечал: «Представление о гиипертонике наиболее часто ассоциируется с ожирелым гиперстеником, с возможным нарушением белкового обмена, с засорением крови продуктами неполного метаморфоза - холестерином, мочевой кислотой» [15]. Французский ученый J. Vague выделил два типа отложения жира – андроидный (мужской, центральный) и гиноидный (женский), обратив внимание на то, что первое чаще сочетается с СД, ишемической болезнью сердца (ИБС) и подагрой [50]. В 1965 г. P.Avogaro и M.Crepaldi описали сочетание центрального ожирения, гиперлипидемии, СД2 и АГ, повышающее риск развития ИБС, употребив термин «полиметаболический синдром» [20]. В 1966 г. связь сахарного диабета и атеросклероза описал Л.С. Шварц. В 1966 г. J. Camus назвал сочетание у одного и того же больного трех клинических признаков, таких как сахарный диабет, дислипидемию и подагрического поражения суставов, «метаболическим трисиндромом» (trisyndrome metabolique) [23].

В 1968 г. H. Mehnert и H. Kuhlman указали на взаимосвязь факторов, приводящих к обменным нарушениям при АГ и СД, и обозначили его как «синдром изобилия» [40]. K. Jahnke с коллегами в 1969 г. впервые употребили термин «метаболический синдром» [36]. Подробное описание МС было сделано немецкими учеными M. Hanefeld и W. Leonardt в 1981 г. на основании эпидемиологических и патофизиологических исследований. Исследователи выдвинули классическую теорию МС (Das mettabolische syndrome), предложили термин «метаболический сосудистый синдром» для описания случаев сочетания различных метаболических нарушений, а именно центрального ожирения, АГ, гиперлипидемии, подагры, сахарного диабета 2-го типа. Кроме того, было отмечено, что подобные метаболические нарушения способствуют повышению заболеваемости атеросклерозом, жировой дистрофией печени и желчнокаменной болезнью, а возникают вследствие переедания и малоподвижного образа жизни, базируясь на генетической предрасположенности пациентов. Именно данная работа впервые четко систематизировала взаимосвязь и взаимовлияние различных заболеваний, образующих порочный круг (circulus vitiosus), а также
указала на этиологические факторы в патогенезе МС [29]. В 1988 г. P. Bjorntorp предложил использовать термин «гормональный метаболический синдром», акцентировав внимание на ведущей роли центрального ожирения в развитии инсулинорезистентности (ИР) и патогенезе МС [21]. А уже в конце 1980-х годов несколько авторов (Christlieb A.R. еt al., Modan М. еt al., 1985; Landsberg L., 1986; Ferranini Е. еt al., 1987; Lithell Н. еt al., 1988) независимо друг от друга отметили взаимосвязь между развитием у пациентов АГ, гиперлипидемии, ИР и ожирения [2, 27].

В 1988г. американский эндокринолог профессор Джеральд Ривен (Gerald M. Reaven) (рис. 7) в своей лекции, прочитанной в Бантингском институте колледжа Радклифф, США (Bunting Institute of Radcliffe College, USA), выдвинул концепцию формирования единого патологического состояния. Данная концепция была основана на результатах эпидемиологических, литературных, а также собственных клинических (наблюдение за пулом пациентов клиник внутренних болезней, эндокринологии и метаболических заболеваний, геронтологии) и экспериментальных данных (опыты на крысах, кроликах и т.д.), Ученый указал, что проявлениями данного синдрома являются ИР, нарушение толерантности к глюкозе, гиперинсулинемия (ГИ), повышение холестерина (ХС) липопротеидов низкой плотности (ЛПНП), снижение липопротеидов высокой плотности (ЛПВП), АГ, подчеркнув, что сочетание данных изменений является не случайным, а развивается в результате общего патогенетического механизма – снижения чувствительности тканей к инсулину (инсулинорезистентности). Исследователь предложил новый термин для обозначения этого
симтомокомплекса – «синдром Х». Несмотря на то, что ожирение не было включено в основной комплекс нарушений, вызываемых ИР, была отмечена тесная взаимосвязь между увеличением массы тела и прогрессированием ИР/ГИ. Кроме того, автор подчеркнул важность описанных изменений для развития ИБС. Именно Gerald M. Reaven признан по всему миру основоположником теории о МС [2, 5, 8, 10, 13, 30], а его статья «Роль инсулинорезистентности в болезнях человека», опубликованная в журнале «Diabetes» [43] является самой цитируемой публикацией по данной проблеме. Годом позднее в 1989 г. N.M. Kaplan дополнил понятие МС абдоминальным ожирением и, основываясь на популяционных исследованиях неблагоприятного
жизненного и профессионального прогноза для пациентов, имеющих сочетание андроидного ожирения, нарушения толерантности к глюкозе, гиперинсулинемии, АГ, предложил, для данного симптомокомплекса, термин «смертельный квартет» [37].
S.M. Haffner в 1992 г. предложил использовать понятие «синдром инсулинорезистентности», подчеркивая значимость этиологии инсулинорезистентности в развитии метаболических нарушений [28]. Работы L.M. Resnick привели к разработке собственной теории МС (1993), согласно которой АГ, СД 2 типа, центральное ожирение, атеросклероз, а также гипертрофия левого желудочка сердца – это важнейшие клинические проявления единого заболевания, названного автором генерализованной сердечно-сосудистой метаболической болезнью. Исследователь в качестве этиологического фактора видел мембранный дефект, приводящий к внутриклеточному электролитному дисбалансу, отводя общепринятой ИР лишь роль патогенетического механизма реализации данного мембранного дефекта [45].

В 1996-1997 гг. G.M. Reaven назвал наиболее удачным для определения данного симптомокомплекса именно термин «синдром Х», поскольку до сих пор не ясны причинно-следственные связи между компонентами, объединенными в понятие МС. Термин «метаболический синдром», по его мнению, менее предпочтителен, так как многие клинические проявления ИР не являются метаболическими. Например, ИР и компенсаторная ГИ связаны с повышенным уровнем ингибитора тканевого активатора плазминогена-1 - фактора, который регулирует процесс фибринолиза, а слово «метаболический» уводит от неметаболических проявлений заболевания. Другое название, «синдром инсулинорезистентности», определяет, что основным нарушением является ИР в жировой ткани и в скелетных мышцах. Термин «смертельный квартет» подчеркивает важность такого компонента как ожирение, однако можно выделить группу людей с ожирением и нормальной чувствительностью
тканей к инсулину. В свою очередь только термин «синдром Х» заставляет по-прежнему изучать основу заболевания, не принимая окончательного решения [42, 44]. Несмотря на длительную эволюцию изучения метаболического синдрома, первое официальное рабочее определение было дано не более 20 лет назад. С 1998г. решением Рабочей Группой по Диабету ВОЗ (WHO Working Group on Diabetes) первое официальное рабочее определение метаболическог синдрома следующее - это комплекс метаболических и гемодинамических нарушений, основными клиническими проявлениями которого являются инсулинорезистентность с гиперинсулинемией, снижение толерантности к углеводам и СД 2-го типа, дислипидемия (гипертриглицеридемия, снижение ХС ЛПВП), нарушение гемостаза (склонность к тромбообразованию), АГ, а также висцеральное ожирение [18, 24]. Далее в 2001г. был предложен проект диагностических рабочих критериев, разработанный комитетом экспертов Национальной образовательной программы США по холестерину, посвященный выявлению, оценке и лечению высокого уровня холестерина крови у взрослых ATPIII (National Cholesterol Education Program's Adult Treatment
Panel III) [19].

В 2005 г. Международной диабетической федерацией диабета (International Diabetes Federation - IDF) были предложены согласованные критерии МС, возможные для применения по всему миру [11, 48]. Ввиду сохраняющихся противоречий между специалистами, для объединения разрозненных концепций и унификации критериев диагностики МС в 2009г. Международной федерацией диабета, Национальным институтом сердца, легких и крови (NHLBI), Американской кардиологической ассоциацией (AHA), Всемирной кардиологической федерацией (WHF), Международным обществом атеросклероза (IAS) и Международной ассоциацией по изучению ожирения (IASO) были опубликованы гармонизированные промежуточные рекомендации по МС - Joint Interim Statement (JIS) [32]. Однако проведенный анализ экспертов ВОЗ показал, что критерии JIS (2009) не являются окончательными [49]. Американская Ассоциация клинических эндокринологов предложила ввести для МС свой код – 277.7 в Международную классификацию болезней девятого пересмотра (МКБ-9), который получил название «дисметаболический синдром Х» [25], признав, таким образом, данную нозологическую форму. Позднее при формировании десятого пересмотра МКБ код, обозначающий "метаболический синдром” был утрачен. В настоящее время имеющиеся коды в МКБ-10 маскируют сам симптомокомплекс, причинные факторы, регистрируя его кластеры и возможные следствия. Ниже приведен перечень некоторых подобных кодов: Е11.6 Инсулиннезависимый сахарный диабет; Е66.0 Ожирение, обусловленное избыточным поступлением энергетических ресурсов; Е66.2 Крайняя степень ожирения, сопровождаемая альвеолярной гиповентиляцией; Е66.8 Другие формы ожирения; Е66.9 Ожирение неуточненное; Е67.8 Другие уточненные формы избыточности питания; Е68 Последствия избыточности питания; Е78.0-Е78.8 Нарушение обмена липопротеидов и другие липидемии; Е79.0 Гиперурикемия без признаков воспалительного артрита и подагрических узлов; Е88.8 Другие уточненные нарушения обмена веществ; I15 Вторичная гипертензия. Некоторые авторы при формулировке клинического диагноза путем перечисления всех компонентов симптомокомплеса, которые имеют идентификационный код в МКБ-10, постановки в зависимости от превалирования того или иного кода на первое место, считают обязательным указание наличия метаболического синдрома [2, 3, 9, 10].
Несмотря на изобилие разнообразных названий и синонимов «метаболического синдрома», чаще всего в медицинской литературе как отечественных, так и зарубежных авторов, на форумах различного представительского уровня, в публикациях наиболее авторитетных исследователей, экспертных групп, а также в рекомендациях по диагностике и лечению используют именно данный термин. Кроме того, в последние годы понятие МС расширяется, многие ученые включают в его состав новые параметры и патологические состояния. Например, выделяют так называемый синдром Z, объединяющий «смертельный квартет» и синдром обструктивного апноэ во сне [16, 47]. S. Holt предлагает термины «синдром Х, Y, Z», в который, помимо известных канонических проявлений МС, включает женские зндокринные и половые расстройства, синдром поликистозных яичников, неалкогольную жировую болезнь печени и неалкогольный стеатогепатит, гестационный СД, значительные изменения гомеостаза эйкозаноидов, воспалительные заболевания, изменения свертываемости крови, нарушения познавательных функций, болезнь Альцгеймера и некоторые виды рака [34, 35].
Таким образом, мы убедились, что за время изучения метаболического синдрома достигнуты определенные успехи, этот симптомокомплекс имеет значительное количество различных названий, терминов и синонимов, не все они являются корректными с точки зрения патогенеза, формулировки согласно критериям диагностики, но, безусловно, все наработки являются частью истории, непростого эволюционного пути. Многие данные противоречивы, порой неоднозначны, вместе с тем некоторые стороны не до конца изучены и освещены, требуют дальнейшей консолидации усилий различных специалистов с целью проведения многоплановых исследований. Основная задача, которая стоит перед современными учеными, заключается в разработке эффективных подходов терапии и профилактики пациентов данной категории.

Конфликт интересов: Автор заявляет об отсутствии потенциального конфликта интересов.
Conflicts of interest: Author declares no conflict of interest.

Литература
1. Аничков Н.Н. Новые данные по вопросу о патологии и этиологии атеросклероза / Аничков Н.Н. // Русский врач. - 1915.– №8. - С. 184.
2. Бокарев И.Н. Метаболический синдром / Бокарев И.Н. // Клиническая медицина - 2014. - Т. 92, № 8. - С. 71–76.
3. Бокарев И.Н. Дисметаболическая симптоматическая артериальная гипертония и дисметаболическая болезнь / Бокарев И.Н., Шубина О.И. // Клиническая медицина - 2009. - Т. 87, № 8.–– С. 67–71.
4. Болезни сердца и сосудов. Руководство Европейского общества кардиологов [под ред. А.Д. Кэмма, Т.Ф. Люшера, П.В. Серриуса]; пер. с англ. [под ред. Е.В. Шляхто] – М.: ГЭОТАР-медиа, 2011. – 1480 с.
5. Бутрова С.А. Метаболический синдром: патогенез, клиника, диагностика, подходы к лечению / Бутрова С.А. // Русский Медицинский Журнал - 2001. –Т. 9, № 2. – С. 56–60.
6. Гротель Д.М. О некоторых этиологических факторах атеросклероза на основании сопоставления результатов специального анамнестического, клинического и патологоанатомического изучения 134 случаев / Гротель Д.М., Быховская Е.Е., Павлова М.М. и др. // Клиническая медицина. – 1940. - №1. - С. 34.
7. Ильинский Б.В. Липиды крови у больных атеросклерозом / Ильинский Б.В. // Клиническая медицина - 1940. - №1. -С. 88.
8. Маколкин В.И. Метаболический синдром: современные представления / Маколкин В.И., Напалков Д.А. - М.: Миклош, 2012. – 110 с.
9. Мамедов М.Н. Метаболический синдром – больше, чем сочетание факторов риска: принципы диагностики и лечения / Мамедов М.Н. // Пособие для врачей. – М.: Верваг фарма, 2006. – 48 с.
10. Мамедов М.Н. Руководство по диагностике и лечению метаболического синдрома [под ред. академика РАМН Р.Г. Оганова] / Мамедов М.Н. – М.: Д-р Редди’с, 2004. – 75 с.
11. Международная федерация диабета (IDF). Консенсус по критериям метаболического синдрома // Ожирение и метаболизм. – 2005. –– Т. 2, № 3. - С. 47–49.
12. Мясников А.Л. О холестериновой теории атеросклероза / Мясников А.Л. // Медицинский Журнал. – 1927.– №2. –С. 91.
13. Оганов Р.Г. Современные представления о метаболическом синдроме: понятие, эпидемиология, риск развития сердечно-сосудистых осложнений и сахарного диабета / Оганов Р.Г. // Международный эндокринологический журнал – 2008. – №6 (18). – С. 15–21.
14. Рекомендации по ведению больных с метаболическим синдромом (Разработаны по поручению Минздрава России, утверждены Российским медицинским обществом по артериальной гипертонии и профильной комиссией по кардиологии). - Москва, 2013 – 43 с.
15. Тареев Е.М. Гипертоническая болезнь. / Тареев Е.М. – М.: Медгиз, 1948. – 156 с.
16. Ушакова Т.И. История развития представлений о метаболическом синдроме / Ушакова Т.И. // Метаболический синдром [под ред. чл.-корр. РАМН Г.Е. Ройтберга]. – М.: МЕДпресс-информ, 2007. – Глава 1. – С. 9–12.
17. Фоминых Ю.А. Инфекционные агенты, микробиота и метаболический синдром / Фоминых Ю.А., Шапорова Н.Л., Горбачева И.А. и др. // Дневник казанской медицинской школы. - 2018. - I (XIX) – C. 104-108.
18. Alberti K.G. Definition, diagnosis and classification of diabetes mellitus and its complications. Part I: diagnosis and classification of diabetes mellitus: provisional report of a WHO consultation / Alberti K.G., Zimmet P.Z. // Diabet. Med. – 1998. – Vol. 15, N 7. – P. 539–553.
19. ATP-III. Executive summary of the Third Report of the National Cholesterol Education Program (NCEP) Expert Panel on Detection, Evaluation, and Treatment of High Blood Cholesterol in Adults (Adult Treatment Panel III) // JAMA. – 2001. – Vol. 285, N 19. – P. 2486–2497.
20. Avogaro P. Essential hyperlipidemia, obesity and diabetes / Avogaro P., Crepaldi M. // Diabetologia. – 1965. – Vol. 1. – P. 137.
21. Björntorp P. Abdominal obesity and the development of noninsulindependent diabetes mellitus / Björntorp P. // Diabetes Metab. Rev. – 1988. – Vol. 4, N 6. – P. 615–622.
22. Booth С. Sir Harold Himsworth / Booth С. // Proceedings of the American Philosophical Society. – 1997. – Vol. 141, №1. – P. 85–87.
23. Camus J.P. Goutte, diabete, hyperlipemie: un trisyndrome metabolique / Camus J.P. // Rev. Rhum. Mal. Osteoartic. – 1966. – Vol. 33, N 1. – P. 10–14.
24. Definition, diagnosis and classification of diabetes mellitus and its complications: report of a WHO consultation. Part 1: diagnosis and classification of diabetes mellitus. – Geneva: WHO, 1999. – P. 1–59.
25. Dickey R. Dysmetabolic syndrome X / Dicke R. // ICD–9–CM Coordination and Maintenance Committee Meeting. – 2000. – P. 2–3.
26. Falta W. Insulärer und Insulinresistenter Diabetes / Falta W., Boller R. // Klin. Wochenschr. – 1931. – Bd. 10, N 10. – S. 438–443.
27. Ferranini E. Insulin resistence in essential hyреrtension / Ferranini E., Buzzigolli G., Bonadonna R. // N. Engl. J. Med. – 1987. – Vol. 317. – P. 350–357.
28. Haffner S.M. Prospective analyses of the insulin resistance syndrome (Syndrome X) / Haffner S.M., Valdez R.A., Hazuda H.P. et al. // Diabetes. – 1992. – 41. – P. 715-722.
29. Hanefeld M. Das metabolische Syndrom / Hanefeld M., Leonhardt W. // Dt. Gesundh. Wesen. – 1981. – Bd. 36. – S. 545–551.
30. Hanefeld M. Geschichte und Definition(en) des metabolischen Syndroms / Hanefeld M., Schaper F., Ceriello A. // Internist. – 2007. – Bd. 48. – S. 117–125.
31. Himsworth H.P. Diabetes mellitus: its differentiation into insulin-sensitive and insulin insensitive types / Himsworth H.P. // Lancet. – 1936. – Vol. 227, N 5864. – P. 127–130.
32. Harmonizing the metabolic syndrome: a joint interim statement of the International Diabetes Federation Task Force on Epidemiology and Prevention; National Heart, Lung, and Blood Institute; American Heart Association; World Heart Federation; International Atherosclerosis Society; and International Association for the study of Obesity / Alberti K.G., Eckel R.H., Grundy S.M. et al. // Circulation. - 2009. – Vol. 120, N 16. – P. 1640–1645.
33. Himsworth H.P. Insulin-sensitive and insulin-insensitive types diabetes mellitus / Himsworth H.P., Kerr R.B. // Clin. Sci. – 1939. – Vol. 4. – P. 119–152.
34. Holt S. Combat Syndrome X, Y and Z. Newark, NJ: Wellness Publ., 2002. – 333 p.
35. Holt S. Metabolic syndrome, syndrome X: syndrome X, Y, Z? (Clinical report). Townsend Letter / Holt S. // The Examiner of Alternative Medicine. –2007. – P. 91–92, 97–103.
36. Hormonal and metabolic aspects of obesity in humans / Jahnke K., Daweke H., Liebermeister H. et al. // Proc. Of the Sixth Congress of the International Diabetes Federation, 1967 J. Östman (eds). – Amsterdam: Excerpta Medica Foundation, 1969. – P. 533–539.
37. Kaplan N.M. The deadly quartet: upper-body obesity, glucose intolerance, hypertriglyceridemia and hypertension / Kaplan N.M. // Arch.Intern. Med. – 1989. – 149. - P. 1514-1520.
38. Kylin E. Studien über das Hypertonie-Hyperglykaemie-HyperurikaemieSyndrom / Kylin E. // Z. Inn. Med. – 1923. – Bd. 44. – S. 105–127.
39. Major S.G. Blood pressure in diabetes mellitus: a statistical study / Major S.G. // Arch. Intern. Med. – 1929. – Vol. 44. – P. 797-812.
40. Mehnert H., Kuhlmann H. Hypertonie und Diabetes mellitus / Mehnert H., Kuhlmann H. // Deutsch. Med. J. – 1968. – Bd. 19, N 1–2. – S. 567–571.
41. NCD Risk Factor Collaboration (NCD-RisC). Worldwide trends in body-mass index, underweight, overweight, and obesity from 1975 to 2016: a pooled analysis of 2416 population-based measurement studies in 128·9 million children, adolescents, and adults // The Lancet. – 2017 - 390 (10113). - P. 2627–2642.
42. Reaven G.M. "Banting Lecture 1988. Role of insulin resistance in human disease. 1988" / Reaven G.M. // Nutrition. - 1997. - 13 (1). P. 65.
43. Reaven G.M. Banting lecture 1988. Role of insulin resistance in human disease / Reaven G.M. // Diabetes. – 1988. – Vol. 37, N 12. – P. 1595–1607.
44. Reaven G.M. Hypertension and associated metabolic abnormalities – the role of insulin resistance and the sympathoadrenal system / Reaven G.M., Lithell H., Landsberg L. // N. Engl. J. Med. – 1996. – Vol. 334, N 6. – P. 374–381.
45. Resnick L.M. Ionic basis of hypertension, insulin resistance, vascular disease, and related disorders. The mechanism of “syndrome X” / Resnick L.M. // Am. J. Hypertens. – 1993. – Vol. 6, N 4. – P. 123S–134S.
46. Sir Harold Himsworth MD FRS (1905–1993) // Diabetologia. – 2007. – 2. – P. 2.
47. Syndrome Z: the interaction of sleep apnoea, vascular risk factors and heart disease / Wilcox I., McNamara S.G., Collins F.L. et al. // Thorax. – 1998. – Vol. 53, Suppl. 3. – P. S25–S28.
48. The metabolic syndrome – a new worldwide definition / Alberti K.G., Zimmet P., Shaw J. et al. // Lancet. – 2005. – Vol. 366, N 9491. – P. 1059–1062.
49. The metabolic syndrome: useful concept or clinical tool? Report of a WHO Expert Consultation / Simmons R.K., Alberti K.G., Gale E.A. et al. // Diabetologia. – 2010. – Vol. 53, N 4. – P. 600–605.
50. Vague J. The degree of masculine differentiation of obesities: a factor determining predisposition to diabetes, atherosclerosis, gout, and uric calculous disease / Vague J. // Am. J. Clin. Nutr. – 1956. – Vol. 4, N 1. – P. 20–34.